– «Урал М-72»?
Снисходительная улыбка проступила на моем лице, от чего Клим только нахмурился. Ко всему он всегда относился с чрезмерной серьезностью.
– И не нужно так скептически ухмыляться, – предупредил он. – «М-72», между прочим, с пулеметом Дегтярева на коляске дошла до Берлина.
Когда это было? Великая Отечественная война. Когда я был маленьким, она казалась далеким и чужим лично для меня событием. Несмотря на то, что страна пыталась воспитать из нас настоящих патриотов, в полной мере все ужасы прошлого мы никогда понять не могли. Мы были детьми другого времени.
– Мм… – отрешенно протянул я, соединяя полы черной кожаной куртки, и потянул молнию вверх. – Я надеюсь это не та же самая модель, – съехидничал я.
– Очень смешно, – оскорбился Клим и тут же нахмурился, будто что-то заставило его задуматься. – Хотя… – он потер подбородок большим пальцем, оставляя на нем небольшой жирный след от машинного масла. – Таких сейчас не делают. Оппозитный мотор и коляска классической формы.
Не собираясь даже прислушиваться к его ностальгическим рассуждениям, я взял в руки шлем и одним резким движение наглухо застегнул молнию куртки.
– Сейчас вообще ничего не делают, – почти с отвращением выплюнул я и, развернувшись, зашагал к линии старта.
Правила мотогонок были просты. Люди теперь ничего не усложняли. Участников ожидал так называемый гросспидвей – гонки по длинному треку. Около тысячи метров на высоких скоростях. Линия старта лежала в арена-холле, а финиш где-то на улицах города, по которым нам предстояло гнать. Два последних года я проигрывал эти гонки. Но сегодня проигрывать был не намерен. Дело чести. Мужская гордость. Называйте, как хотите, но сегодня мне нужна была победа. Участвовать мог каждый. Независимо от пола и возраста. Вот где свобода! Да? Теперь родители не могли удержать своих детей возле себя. Все были свободны и у некоторых девятилеток у нас в клане на счету было по одному убийству. Детям теперь нельзя было мешать самовыражаться. Каралось лишь одно – неверность клану.
– Эй, постой! – вновь окликнул меня Клим, догоняя уже у линии старта.
Первая шестерка участников уже выстроилась в ряд. Я занял место во второй линии, вставил ключ зажигания и вынужденно посмотрел на приятеля.
– Увидимся у финиша, – сказал я, стараясь, чтоб в голосе звучало больше беззаботности, а не раздражения, которое я подспудно начинал испытывать.
– Волк, я серьезно, – нахмурился Клим.
– Я тоже. Проигрывать я сегодня не намерен.
– Знаю. Поэтому и пытаюсь предупредить тебя.
Он вздохнул так, будто теперь этот разговор и ему был в тягость.
– О чем? – спросил я, водружая блестящий черный мотоциклетный шлем на голову.
– О том, как может быть опасен внешний вид, – понижая голос, сказал Клим, доверительно наклоняясь ко мне. – Птичка нашпигована. Тормоза Brembo. Амортизаторы Sachs.
Я уже хотел было присвистнуть, но в шлеме это было достаточно трудно сделать.
– Да, ладно, – откликнулся я. – И все это можно купить на черном рынке?
– В смысле? Сейчас только на черном рынке что-то стоящее и можно купить.
По арене-холлу пронесся сигнал, призывающий участников к готовности.
– Хорошо. Буду знать, – буркнул я и устремил взгляд на линию старта.
Участники второй линии уже выстроились. Рядом со мной пристроился Ducati Monster, за ним Honda Gold и Suzuki сапсан с ярко-оранжевым носом. Легендарные, легкие и невероятно быстрые. Значит, решающую роль будет играть мастерство. Такой расклад меня тоже устраивал. Несмотря на то, что все мотоциклы были разными, участники гонок были, как на подбор затянуты в черную кожу. Эта деталь была непреложным правилом гонок. И имела большое значение, так как мы все были из разных кланов и ненавидели друг друга, одинаковая одежда помогала сгладить принадлежность участников, для большей честности в гонках. Хотя кому эта честность была сейчас нужна. Фарс, да и только!
Когда первая шестерка гонщиков скрылась вдали, я вплотную подвел свой V-Max к жирной линии старта и встал на изготовку. Странно, но многочисленные мысли словно выветрились из моей головы. Стало непривычно тихо. Ни осталось ничего кроме меня и, простирающейся вперед, дороги. Это и было тем, ради чего я участвовал в мотогонках. Когда я был на дороге, со мной рядом не было чувства вины, тревоги, а главное щемящего ощущения безысходности, которое не смогли вытравить из моей души даже привилегии нового общества. И я вполне отдавал себе отчет в том, что именно эти привилегии и были спонсорами моей безысходности. Замкнутый круг. Свободное общество, в котором не осталось ни грамма свободы. Нашими же усилиями.