Шины взвизгнули, когда Себастьян вырулил с парковки. Бессознательно он отметил наличие автомобилей коллег на парковке. Память услужливо подсказала лица. Он ни с кем не конфликтовал, но и не сближался ни с кем.
***
Милагрос Астер-Звейц, ведущая популярного в последние несколько лет телевизионного шоу и автор колонки, посвященной видным деятелям города, ждала Хоула в лобби. Она поигрывала туфлей-лодочкой пронзительно-синего цвета, раскачивая ее на носке. Медовые, как у Офелии, волосы взбиты в модной прическе, на лице - тщательно выверенный макияж. Опытный взгляд врача отметил излишне тесный воротничок водолазки, который плотно обхватывал лебединую шею женщины, акцент в макияже на веках и скулах, костюм строгого покроя, но вызывающих оттенков. Прекрасные голубые глаза засияли при виде Хоула. Глаза из тех, к которым так близки слезы. Радости, обиды, гнева, боли, эйфории. Сострадания? Себастьян невольно склонил голову набок, рассматривая женщину. От нее веяло истеричностью. Улыбнувшись сам себе, он преодолел расстояние до журналистки и остановился в паре шагов от нее. Она подала руку для поцелуя, он наклонился, не касаясь губами этой мягкой, пахнувшей дорогим кремом руки.
— Доктор Хоул. Целых пять минут. Я жду вас целых пять минут!
Он хотел сказать, что опоздал на двадцать, но промолчал. В конечном счете он беседует с журналисткой.
— Прошу прощения, мисс Астер-Звейц. Задержали.
— Милли.
Хоул опустился напротив нее в кресло и почувствовал, как расслабляется. Да, беседа с журналистом - не то времяпровождение, о котором он мечтал, но это прекрасный способ отвлечься от бесконечных пациентов и проблем. Забыть о расследовании, о смертях, о сумасшествии и просто побеседовать с красивой женщиной. Главное - помнить о последствиях.
— Милли, — повторил он.
— Не предложите мне называть вас по имени?
Хоул помедлил.
— Если только в приватной беседе.
Милагрос Астер-Звейц с театральным видом обвела взглядом лобби.
— Мне кажется, эту беседу можно назвать более чем приватной.
Себастьян улыбнулся. Ему нравилась эта молодая женщина, бойкая и опасная. Она совсем не походила на большинство его пациентов, но сама могла бы стать великолепным образчиком для исследования.
— Вы можете называть меня по имени во время нашей беседы, но не станете этого делать на камеру или в статье. Для этого города я психиатр доктор Хоул. Для вас - Себастьян. Договорились?
Журналистка неожиданно вспыхнула. Хоул не отследил того момента, когда ее взгляд переменился, а на лице застыло мечтательное выражение. Через мгновение она взяла себя в руки и улыбнулась ему профессионально и почти что холодно.
— Договорились, - кивнула она. — Вы человек занятой и прямой, как мне кажется…
Доктор отметил про себя этот ход. Человек занятой и прямой. Люди любят ставить клише, не слыша и не видя собеседника. Просто навязывать ему черты, которых нет. Найти объединяющую линию. Человек занятой и прямой. Нет менее прямых людей, чем психиатры. Профессия учит их терпению и молчанию. А психоанализ возводит терпение в абсолют. Хоул не был прямым человеком. Даже видя проблему, проникая в ее суть, он молчал. Или задавал вопросы.
— Расскажите мне, что творится в реанимационном отделении госпиталя имени Люси Тревер, — тем временем закончила фразу Милагрос. Ее голубые глаза сверкнули. Магическим образом появившийся в руке остро отточенный карандаш завис над крошечной записной книжкой.
Хоул поднял на нее холодный, практически бесстрастный взгляд. Симпатия к внешности улетучилась. И перед ней теперь сидел не мужчина, восприимчивый к женским ужимкам, но профессионал, который следит за собой и собеседником и фильтрует каждое слово, которое может сорваться с его уст.
— Конкретизируйте вопрос.
— Я достоверно знаю, что в реанимационном отделении творится что-то странное. Оно закрыто для посещений. Даже внутренний персонал больницы не может туда попасть. А у вас есть доступ.
— Реанимация — место, где люди борются за жизнь. Оно не должно быть открытым и никогда не было. Почему вы подняли вопрос изолированности реанимационного отделения именно сейчас?
— То есть мои источники лгут, и ничего особенного не происходит?
— Я не могу обвинять во лжи того, кого не знаю, и кому не смотрю в глаза. И так же не могу назвать ложью то, суть чего не понимаю. Хотите прямого ответа - задайте прямой вопрос.
Тонкие пальцы журналистки, украшенные длинными ярко-алыми ногтями, пробежались по страничкам записной книжки. Хоул не мог видеть текста и почерка, но отметил про себя то, что книжка была крошечной, умещалась на ладони, а это значит, писать там приходилось мелко. Заточка карандаша подтверждала эту гипотезу. Милагрос стремилась запихать огромный, многоуровневый и прекрасный мир в четко очерченные крохотные границы. И тем самым научиться им управлять. Она контролировала его через эту книжку. Пыталась объяснить.
Эмпатия подняла голову в его душе. У него не было стремления кого-то спасать, но инстинктивное, еще не проработанное до конца желание ей помочь проснулось. Хоулу стало грустно.
— Пациентка София Раш. Сорок три года. По последним данным перенесла сложнейшую операцию на сердце. Операцию проводил доктор Генрих Аркенсон. Она прошла успешно, и родственники ожидали, что ее выпишут десятого числа. Но десятого они получили уведомление из больницы, что выписка откладывается. Состояние Софии тяжелое, но стабильное. В посещении отказали.
Себастьян узнал имя пациентки. Но виду не подал.
— Это обычное дело для реанимации. Я не могу обсуждать с вами пациентов, распорядок больницы или врачей. Это конфиденциальная информация.
— Тогда поговорим о вас, - улыбнулась Милагрос, в последний момент решив отступить.
— Предлагаю переместиться в ресторан.
— Приглашаете на ужин?
— Да. На деловой. Здесь есть отличное место.
Глава шестая. Офелия Лоусон
16 мая, вторник
Госпиталь им. Люси Тревер
Операционное крыло
— Давление у темных эльфов выше. В нормальном состоянии 130 на 90. В возбужденном — 220 на 150. Критические показатели для темного эльфа — все, что выше 280 и все, что ниже 80. Для них 80 на 60 — все равно что у человека 40 на 20. — Генри негромко говорил это в маску, рассекая скальпелем податливую плоть молодого мужчины. Аркенсону удалось сформировать команду, состоящую из темных существ, и начать передачу своих знаний Лие. Офелия ассистировала на операциях, открывая для себя мир, к которому до текущего момента она лишь прикасалась. — Обратите внимание на то, как выглядят органы, доктор Лоусон. На первый взгляд ничем не отличается от человеческих. Но если присмотреться?..
— Цвет, — спустя несколько секунд проговорила она. — Они чуть ярче. И… — Она глубоко задумалась, склонившись над распахнутой грудной клеткой. — Мне кажется, или органы пропорционально больше? Процента на три. Или я ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. Сердце и легкие больше. Если вы посмотрите на сосуды, они тоже плотнее, похожи на резиновые трубки. Разница очевидна, если ее искать. И совершенно непрозрачна, если вы не подозреваете, что перед вами не человек.
— Поразительно.
— Они устойчивее к любому воздействию. Быстрее регенерируют. Дольше живут. Но к современности и они начали болеть и медленно себя убивать с помощью наркотиков. А еще для них смертельна кровопотеря. В какой-то степени она более опасна, чем для людей. В виду повышенного давления, повышенного объема крови, а также потребления. Тут интересный парадокс. Если человек и темный эльф получат структурно одинаковые раны и потеряют одинаковый объем крови, например, литр, эльф умрет с большей вероятностью. Есть еще кое-что — особый металл.