Уже тридцать минут Ли рассказывал доктору об увиденном в доме Уилсонов. Показывал фотографии, и теперь Хоул смотрел на рисунки мальчика, живая фантазия которого запечатлела лукавый, доверительный и какой-то родной для него ад. Его демоны были человечнее многих людей. Особенно, их глаза. Печальные глаза побитой собаки.
— У Томми были голубые глаза? Или синие?
Ли посмотрел на врача так, будто тот спросил чушь, но вместо того, чтобы уточнить вопрос, снял трубку с рабочего аппарата и набрал короткую комбинацию цифр. Подождал несколько секунд.
— Харри, — тихо позвал Ли, когда ему ответили. — Какого цвета были глаза у стрелка? Интересно. Ага, спасибо. Синие, доктор Хоул. Темно-голубые. На сто процентов сложно установить. Они могли посветлеть к тому моменту, когда судмедэксперт начал вскрытие.
— Он рисовал себя, — Себастьян показал на соответствующие изображения одного и того же худого и нескладного демона. На разных рисунках он держал в когтистых руках разное оружие. — Автомат. Пистолет. Меч. Книга. В рисунках он показывал историю своей жизни. Почему родители не обратились к психологу, когда он начал рисовать это?
— Семья не из благополучных, — уклончиво ответил Ли. — А мама скончалась на днях — рак.
Хоул покачал головой. Его голубые глаза холодно блеснули. Без осуждения и без эмоций. Стальной блеск интереса и понимания, так свойственный людям, работающим в психологии.
— Больную маму он тоже нарисовал, — проговорил Себастьян, указывая на фигурку женщины-чертика с перевязанной широкими лентами бинта грудью. — Но она не вызывает эмоций. А вот это — отчим. Большой, грузный с размазанным лицом и надорванными губами. Мальчик явно хотел, чтобы этот субъект не мог смотреть и говорить.
— А вот нам придется с ним поговорить, — сухо произнес Ли. — Я ничего не понимаю в психологии, но, кажется, читал, что травмирующее детство может привести к…
Андреас замялся, пытаясь подобрать слова. Хоул улыбнулся.
— Разберемся. Но вы же понимаете, что юридически призвать мужчину к ответственности не сможете. Равно как и оправдать стрелка. Нет такой практики в мире. Возможно, она появится. Но сейчас — нет.
— У меня нет задачи посадить жестокого отчима, — сверкнул глазами полицейский. — У меня есть четкая задача определить мотив преступника, сформировать отчет и довести до сведения начальника управления, что повлияло на решения убийцы. А он в свою очередь сделает доклад в министерство юстиции. А те донесут до мэра необходимую информацию, и, если мы найдем четкие взаимосвязи, администрация сможет повлиять на происходящее. И не допустить появление таких же, как стрелок.
Себастьян посмотрел на Андреаса долгим острым взглядом.
— Вы думаете, что человеческая психика настолько предсказуема, что исследование лишь одной истории позволит вам раз и навсегда пресечь ее повторение? Капитан Ли, я не хочу вас расстраивать или учить. Но даже Павлов был шокирован в рамках своих экспериментов с собаками, что при одинаковых воздействиях у каждой собаки вырабатывается свой уникальный рефлекс по своему уникальному сценарию. Вот вы установите, что мальчик жил без света, без одобрения родителей, без родного отца, в нищете, страхе за мать и себя. Установите, что он слишком рано нацепил на себя роль родителя, а потом скатился в псевдовзрослое состояние. Что стал защитником для матери, а по факту — ширмой. Установите, что методы воспитания мистера Уилсона травматичны. Но вы не сможете отдать эту информацию выше. И знаете почему?
Ли молчал.
— Потому что как минимум пятнадцать процентов подростков Треверберга живут практически в таких же условиях, — после недолгой паузы продолжил Хоул. — Неполные и неблагополучные семьи, существование за гранью нищеты и принятой обществом нашего города нормы. Но никто не стреляет. Стреляется и вешается — да. Но не приходит в школу с оружием и не уносит с собой жизни двадцати восьми человек.
— Тогда мне закрывать следствие?
Себастьян пожал плечами.
— Я не полицейский. Делайте то, что велит вам долг и разум. А я помогу. Давайте уже поговорим с господином Уилсоном, и я вернусь в больницу.
— Да, он нас уже ждет в допросной, — подтвердил капитан. — Какие вопросы вы планируете ему задавать?
Доктор Хоул тонко улыбнулся.
— Задавать вопросы — это ваша прерогатива, капитан Ли. Моя задача смотреть и слушать.
Он хотел сказать, что судя по тому, что Андреас рассказал ему про отчима, тот хочет, чтобы его поймали, хочет быть наказанным и вполне осознает, что был не прав. Только подтолкни, и он выложит все в мельчайших, самых постыдных и отвратительных подробностях. Но такое суждение было бы непрофессиональным. Врач не имеет права делать выводы о ком бы то ни было по рассказам третьих лиц. Ведь все, что люди говорят, это и есть они. Одна и та же истина преподносится по-разному. Каждый проговаривает лишь то, что у него болит. И психоаналитик в Хоуле подумал о том, что Ли, возможно, не совсем счастливый сын.