Раскрашенное изображение вируса Эбола, полученное с помощью сканирующего электронного микроскопа.
Разумеется, патогены все равно находят способ до нас добраться, но мы даем им отпор, учась спасать тяжелобольных пациентов и быстро отличая эффективные лекарства от выдумок обыкновенных шарлатанов (см. стр. 253). Мы разрабатываем и производим вакцины – порой с головокружительной скоростью, беспрестанно сталкиваясь с нежелательными последствиями распространения информации, которая может оказаться ложной, правдивой, изменчивой, пугающей, а временами и вовсе абсурдной.
Но как бы ни реагировало общество, любая эпидемия или пандемия влечет за собой ряд неизбежных вопросов. Как она началась? Что поспособствовало распространению инфекции? Как нам ее остановить?
Даже если речь идет о самой что ни на есть заурядной инфекции, желание выяснить, откуда она взялась, не дает нам покоя. Стоит вам подхватить обыкновенную простуду – и, пока вы отхаркиваете мокроту и отпрашиваетесь с работы, в вашей голове будет крутиться все тот же вопрос: где меня угораздило простыть? Может, я заразился от коллеги, который отказался взять больничный и сидел за соседним столом, кашляя и сморкаясь? Другой пример: врач сообщает, что у вас обнаружен гепатит С, а позднее выясняется, что вы заразились после визита в отделение неотложной помощи, где вам ввели обезболивающее нестерильным шприцем. А то и вовсе появляется какое-нибудь новое заболевание вроде COVID-19 и переворачивает вверх дном жизни миллиардов людей, а мы все так же невозмутимо ищем ответы. Кто виноват? Откуда взялось это заболевание? Сможем ли мы отыскать нулевого пациента?!
Во многих случаях нам удается найти значения как минимум первых двух неизвестных этого уравнения, ведь 60 % человеческих патогенов являются возбудителями зоонозных инфекций – болезней, которые передались нам от животных. При этом весьма примечательно, что подавляющее большинство новых инфекционных заболеваний, появившихся за последние семьдесят лет, относятся к числу зоонозов. Есть предостаточно теорий и попыток объяснить, чем это обусловлено. Ненасытный аппетит заставил нас употреблять в пищу домашнюю птицу, лесную дичь и мясо диких животных, в котором таятся такие микробы. Кроме того, носителями возбудителей зоонозных инфекций часто становятся животные, чья естественная среда обитания оказалась разрушена сельским хозяйством и урбанизацией, а в связи с климатическими изменениями расширился спектр трансмиссивных заболеваний, таких как лихорадка Зика и болезнь Лайма. Одним словом, патогены всегда готовы поселиться там, где трава зеленее, и порой мы сами помогаем им в этом, контактируя с летучими мышами или напоминающими диких кошек циветтами[1]. И тогда сами патогенные микроорганизмы мутируют, адаптируются и порой начинают по-настоящему благоденствовать в новой среде обитания, которой становится для них наша кровь или легкие – жилье, куда лучше подходящее для размножения и (совершенно верно) выживания.
Многие главы этой книги посвящены происхождению различных заболеваний, ведь в конечном счете именно такие истории учат нас побеждать новые – а порой и давно знакомые – патогены. Бывают случаи, когда не составляет труда выявить так называемого «нулевого пациента» очередной эпидемии, самым известным из которых, вероятно, следует считать Мэри Маллон, прозванную Тифозной (см. стр. 267) – переехавшую в США ирландскую эмигрантку, от которой заразилось множество нью-йоркских семей, в чьих домах она работала кухаркой. Конечно, нельзя не упомянуть и Гаэтана Дюга (см. стр. 176) – канадского бортпроводника с французскими корнями, чье имя стало почти тождественным понятию «нулевой пациент», когда его ошибочно заклеймили как человека, якобы занесшего ВИЧ в США.
Раскрашенный снимок комара (лат. Anopheles stephensi), полученный с помощью сканирующего электронного микроскопа.
Однако правда в том, что в большинстве случаев нельзя наверняка утверждать, кто первым пострадал от того или иного заболевания: либо оно соседствовало с нами с незапамятных времен, либо возникло и распространилось слишком стремительно, чтобы мы могли установить первопричину эпидемии, либо препятствием послужили другие обстоятельства, такие как политические неурядицы или войны. Когда это возможно, мы определяем, кто должен удостоиться сомнительной чести называться первым переносчиком инфекции, будь то совершенно новая болезнь или очень старая хворь, поразившая новую популяцию. В попытках добраться до первопричин мы отыскиваем ответы на вопросы, которые издавна преследовали исследователей инфекционных заболеваний. Почему заболел именно этот человек? Как он подхватил инфекцию? Каким образом эволюционировал этот конкретный микроб, чтобы стать столь смертоносным? Как нам предотвратить подобное в будущем?
1