Пан Сатирус, всю жизнь проведший в чистоте и холе, закашлялся. У Гориллы Бейтса был страдальческий вид. Счастливчик Бронстейн, позвякивая цепочкой, матросской походкой, вразвалку, направился к стойке.
Буфетчик взглянул на Счастливчика, потом на цепочку и по цепочке добрался до Пана.
— Эй, — сказал он, — ты что сюда приволок?
— Обезьяну, — сказал Счастливчик. — Мартышку резуса. Подобрал ее на Гибралтарской скале. Это английский резус.
Пан Сатирус кашлял.
Горилла отошел и сел за столик.
— Он дрессированный? — спросил буфетчик.
— Он танцует, — импровизировал Горилла, — ходит на руках и передразнивает всех. Он дрессированный — это точно. Как на флотской службе, верно?
— Почем я знаю, — сказал буфетчик. Судя по выражению его лица, тот же ответ можно было получить на любой вопрос.
Одна посетительница с трудом поднялась со стула и, покачиваясь на высоких скривленных каблуках, пошла к стойке. На ней были оранжевые шорты и бюстгальтер такого же фиолетового оттенка, как и кожа, видневшаяся между двумя этими предметами туалета.
— Не кусается?
— Нет, — сказал Счастливчик. — Он любит дам.
Пан Сатирус сложил свои уродливые кисти, стал в позу капуцина, выпрашивающего земляной орех, и поймал в ладонь руку посетительницы. Он поцеловал эту руку очень нежно.
— Э, да он милашка, — сказала посетительница.
— Дайте ему доллар. Он опустит его в патефон-автомат и станцует для вас, — сказал Счастливчик. Он пристально посмотрел на посетительницу и добавил: — Даю поправку — станцует с вами.
— Доллар? Для автомата нужно десять центов?
— И обезьяна хочет жить, — проворчал Счастливчик. Посетительница, пошатываясь, возвратилась к своему столику и взяла сумочку. Собутыльником ее был пузатый коротышка с облупленным носом: он наблюдал за ней слезящимися голубыми глазками. Буфетчик заметил:
— Ваша обезьяна — самый красивый малый из всех, кого она подцепила за последние тридцать лет.
Дама дала Пану доллар. Он отдал его буфетчику и уже хотел было что-то сказать, как Счастливчик тут же вмешался:
— Два пива для меня и для резуса и дайте ему сдачу для автомата.
— Двадцать лет я держу бар, и наконец-то этот гроб с музыкой кому-то понадобился, — сказал буфетчик. — А я было хотел вернуть его фирме.
Он дал Пану три десятицентовые монеты.
Пан выпил пиво залпом и, шаркая подошвами, пошел к патефону-автомату.
Он выбрал пластинку и опустил в щель монету. Пластинка под названием «Разговор о школе» выскочила из гнезда.
Пан Сатирус поклонился посетительнице и взял ее за руку. Она сделала шаг и оказалась в его объятиях.
Танец получился неважный: у Пана Сатируса, наверно, никогда не было сторожа, который бы смотрел передачи Артура Мэррея. Но, учитывая, что его партнерше, вероятно, никогда не приходилось раньше танцевать с обезьяной, удовольствие она, по-видимому, за свои деньги получала, тем более что Пан Сатирус исполнил свой коронный номер — водрузив ее на ноги, прошелся на руках.
Она дала ему еще один доллар, а потом две другие посетительницы, не более обольстительные, чем она, выстроились в очередь.
Побрякивая полной пригоршней мелочи, Счастливчик отнес Горилле две кружки пива.
Пузатый человечек перенес свой облупленный нос к их столу. Он воинственно посмотрел на моряков, но, возможно, он смотрел так на всех, с кем сталкивала его судьба, не одарившая его ничем, кроме облупленного носа.
— Ребята, я вас уже видел.
— Вот как, — сказал Горилла, явно давая понять, что разговор окончен.
— По телевизору, — настаивал коротышка. — Это обезьяна, которая облетела вокруг Земли вчера утром.
— Нет, — сказал Горилла. — То был шимпанзе. А это резус. Просто наш маленький талисман.
— По-моему, он не такой уж маленький, — возразил коротышка. — Он в точности такой, как тот, которого показывали по телевизору.
— Телевизор может увеличить или уменьшить, — объяснил Счастливчик. — Все дело в полярности. Отрицательный полюс, положительный полюс… Как подсоединишь, так и получится.
Горилла протянул руку и похлопал по эмблеме на рукаве Счастливчика.
— Он знает, что говорит. Радист. Первого класса. Коротышка почесал голову, скудно украшенную волосами.
— А по-моему, он выглядит в точности как тот, которого показывали по телевизору.
— На всех не угодишь, — сказал Счастливчик.
— Ваша подружка тут с кем-то подралась, — сообщил Горилла.
Все оглянулись. Подруга облупленного носа и объемистого живота вцепилась в рыжеволосую особу, одетую в платье с узким лифом и широкой юбкой. Обе они мерзко сквернословили.
Пан Сатирус проковылял к столику своих друзей и выложил перед Счастливчиком два доллара.
— Они дерутся из-за того, чья очередь танцевать со мной, — сказал он и, как лицо заинтересованное, вернулся на свое место для наблюдения за исходом схватки.
— Э, да он говорит, — заметил пузатенький.
— Это просто полярность, — заверил его Счастливчик. — Сегодня сильная полярность. Наверно, будет гроза.
— Помогите-ка лучше своей подружке, — сказал Горилла.
— Она себя в обиду не даст. Можно, я угощу вас пивом, ребята?
— Конечно, — сказал Счастливчик.
Человечек пошел к стойке в обход, держась подальше от своей сражающейся подруги.
Противницы таскали друг дружку за волосы. Пан Сатирус сидел на высоком табурете, обхватив руками колени, и наслаждался зрелищем.
Человечек заплатил за три кружки пива.
— Этот жалкий подонок может наделать нам неприятностей, — предположил Горилла.
— Человек рождается для неприятностей, — сказал Счастливчик, который уже хватил несколько кружек пива на голодный желудок.
Блондинка вцепилась рыжей в лиф и тянула что было силы, упершись для удобств ногой в живот противницы.
— Я тебе все платье порву, ты у меня голышом пойдешь! — визжала она.
Буфетчик перепрыгнул через стойку и разнял их.
— А ну, прекратите такие разговорчики, — сказал он. — Здесь у меня семейные люди бывают.
Глаза Пана Сатируса радостно сияли.
— Поглядите на обезьяну, — продолжал буфетчик. — Это же джентльмен. Вы думаете, такая хорошая, воспитанная обезьяна захочет танцевать с вами, с буйными шлюхами?
— Узнаю южан, — сказал Горилла.
— Да здравствует Юг! — провозгласил Счастливчик!
— А теперь становитесь в очередь и ведите себя как порядочные, — продолжал буфетчик. Он толкнул рыжую к табурету у стойки. — Ты садись, а ты плати обезьяне доллар и танцуй себе на здоровье. И чтоб не ругаться. У меня тут семейные люди бывают.
Блондинка дала Пану доллар, который тот отнес Счастливчику, пившему пиво пузатого. Потом он проковылял обратно. Подбоченясь левой рукой, он подхватил блондинку и посадил ее на бицепс этой руки и завертелся по комнате под музыку патефона-автомата, в который буфетчик опустил собственную монетку. Горилла угрюмо наблюдал за ним.
— Вот что натворили программы, которые смотрели его сторожа, — сказал он.
— Это не простая обезьяна, — заметил пузатый.
— Дрессированная, — подтвердил Счастливчик. — Сколько мы его дрессировали, а дни в море долгие… Мы ходили на ледоколе на Северный полюс.
Пузатый шмыгнул облупленным носом.
— Теперь я знаю, ребята, что вы меня обманываете. То же гражданское судно, а вы из военно-морского флота.
— Слишком образованные все стали — вот в чем наша беда, — сказал Горилла.
— Я знаю, что эта обезьяна облетела вокруг Земли, — произнес маленький рот под красным носом.
— Ну и ладно, — сказал Счастливчик как можно более сурово. — Так что вы собираетесь теперь делать?
— Не заводись, — сказал Горилла.
— Я еще никогда не встречал настоящих знаменитостей, — сказал человечек. — Как вы думаете, даст он мне автограф?
— Обезьяны писать не могут, — сказал Счастливчик.
— А ведь верно.