Миарт уловил его состояние и предложил на выбор: телескопическое обследование ближайших астроформ, биллиард с частицами реликтофона и обзор тезауруса ксенобиологического компендиума Маккрея.
Звезды сейчас мало интересовали Шлейсера. Считай все, что содержит в себе универсум и то, что в нем происходит, он уже видел или по крайней мере имел о том представление. Возня с частицами лучше подошла бы Снарту. Он выбрал компендиум, как наиболее близкое тому, во что предстояло в ближайшее время окунуться.
Бесшумно раздвинулись створки. Из встроенной в корпус астрополя ниши выступила приставка с блоком суггест-генератора, анаглиматором, гипношлемом и ячеистым каркасом информатеки. Ровный голос миарта известил о готовности системы к работе и пожелал приятного времяпровождения.
Информатека — горсть кристаллов с записью всего, что есть на свете — обычно подбиралась для космических пользователей так, чтобы абонент прежде всего мог ознакомиться с руководствами адаптационных программ. Самой важной представлялась информация, непосредственно связанная с особенностями пребывания и выживания в чуждой земным организмам среде.
Миарт постарался скомпоновать информационный регистр так, что Шлейсер, не утруждая себя поисками, сразу нашел искомый сервер. Чтобы освежить память, а заодно настроиться на осмысление парадоксальных истин, он решил начать с вводной части.
Инструктивный раздел тезауруса вряд ли мог представлять интерес, потому как многочисленные рекомендации, установки, памятки, в свое время сочиненные экспертами ГУРСа для каскаденианских мигрантов, давно утратили актуальность. Причина очевидна — ни одна из них не объясняла, чего здесь следует опасаться, от кого защищаться и какие меры принимать в случае поражения «s-фактором». Из всего навороченного на веру принималось лишь одно: жизнь, подобная земной, возможна только в северном полушарии, причем чем ближе к полюсу, тем больше шансов уцелеть. Поэтому космотрассы, из опасения подцепить заразу, смыкались на нулевой широте геостационарной надполярной орбиты, причем рассчитывались так, чтобы корабли могли приблизиться к планете только с севера и прикрыться ею как щитом от смертоносного инфлюзива.
Из всех мало-мальски значимых трудов, описывающих в наиболее близкой к достоверности форме паллиатив развития каскаденианской жизни, пожалуй, только компендиум можно было считать заслуживающим доверия путеводителем по закоулкам эволюционного лабиринта из пространственных, временных и термодинамических переплетений.
Да, когда-то здесь был Маккрей, тогда еще неизвестный биолог, не успевший зарасти коростой консерватизма и не задавленный авторитарностью светил. Его появление как раз совпало со смертью Керприта — первой в последовавшем затем обвале. Маккрей четырежды облетел планету на микролете: вдоль экватора, по меридиану и два раза по диагоналям. Там, где обстановка представляла интерес, он останавливался, проводил анализы, отбирал пробы. Потом объявили тревогу. Его эвакуировали в числе первых. Потому наверное, и уцелел. Впоследствии он возглавил ТИВЖ [21] и до конца жизни бился над разгадкой каскаденианского феномена. С его подачи были произведены десятки тысяч опытов, составлены сотни программ вероятностного биомоделирования, синтезированы десятки уникальных допороговых поливариантных органосистем. Его концепция, пусть даже не отличающаяся строгой упорядоченностью выводов и не содержащая ответов на основополагающие вопросы биологии, все же считалась наиболее содержательной, даже несмотря на то, что ряд заключений о причинности прогрессирующего усложнения мезоуровня (в отличие от микро— и мегауровней) был никому не понятен, а некоторые формулировки относительно вопроса о «философском камне» жизни и вообще отвергались как пантеические. Как ни странно, биология по-прежнему продолжала оставаться единственной наукой, которая, по большому счету, не имела представления о предмете своего изучения.
Маккрей как только мог пытался сгладить обострившиеся со временем противоречия между консерваторами и неопанспермистами. И это ему почти удалось. Но затянувшийся кризис в экзобиологии, в конце концов уготовивший ей роль вспомогательного и чисто описательного придатка в объединенном своде естественных наук, а также отсутствие оригинальных идей в теории генезиса жизнеобразующих начал, в конечном счете подорвали его здоровье. Возможно, сказалось и пребывание на Каскадене, особенно в ее южной части. Маккрей умер в возрасте семидесяти трех лет, оставив после себя фундаментальный труд, в котором приводились наиболее полное видовое описание каскаденианской флоры, фауны и некроценоза. В кристаллотеках космолетов исследование Маккрея значилось как одно из главных руководств. Но Шлейсер никогда не относился к работам корифея серьезно, полагая, что если даже специалисты не в силах разобраться в том, откуда все берется, то какой смысл ему влезать в теоретические дебри, если это не способствует исполнению его непосредственных задач. Только раз, обследуя в паре с Астьером поверхность вечно извергающего игнибриты и лаву Оснакптана и чуть не влепив посадочный модуль в пик двадцатикилометровой высоты, когда вдруг ни с того, ни с сего включились биоумножители, он пожалел, что относился к нормативам ксенобиологии с недостаточным вниманием. Сигнал, правда и в тот раз оказался ложным. Но для них, годами пребывающих в условиях абсолютного отсутствия признаков существования полиреакционных саморедуцирующихся систем, даже он оказался полнейшей неожиданностью, а значит любое неосторожное действие, будь то чрезмерная активация защитного поля или несоблюдение правил полета на малой высоте, могли привести к гибели притаившихся в замаскированном под необитаемость окружении экзоморфов…