– Так меня условно принесли в жертву?!
– Не известно, – повел плечом Питер. – Старик может быть представителем современных друидов. В Британии есть несколько таких организаций. У них адептов достаточно, чтобы начать сеять беспокойство. Но зачем это им, и почему именно ты? Ничего не писал о друидах оскорбительного в последнее время? И все эти твои рассказы об изменении внешности, голосах… Похоже, в тебя влили сильный галлюциноген. Какой-то «Код да Винчи» прямо. Я бы на твоем месте уехал, Коллинз, а не то очнешься где-нибудь на камне в лесу, а вокруг поющие люди в капюшонах. И зарежут тебя, как овцу. Может быть, они так метят своих жертв. Хотя делать такие тонкие и подробные тату, чтобы обозначить козленка на заклание, слишком уж хлопотно. Может быть, они тебя, наоборот, заклеймили как нечто ценное. А ты, вместо того, чтобы махнуть куда-нибудь за океан, прешься туда, где к этой теме ближе некуда. Головой подумай.
– Тянет меня, – сказал Том. – Тянет со страшной силой.
– А ты не думаешь, что эта невесть откуда взявшаяся омела тоже будет притягивать разные чудные вещи? Я не фанат сверхъестественных теорий, но даже если отбросить магическую чушь: если тебе поставили знак – его поставили с какой-то целью. И об этом, возможно, знает не только тот, кто тебе его поставил.
– Попал, как кур в ощип, – нервозно констатировал Коллинз.
В словах Питера был смысл, и Тому в очередной раз стало страшно. Но в этот раз, ощущая почти что приступ паники, он не испытывал желания бежать. Сквозь страх мерцало другое чувство, и это чувство очень походило на предвкушение. Правда, оно быстро исчезло, и осталась одна паника.
– Друиды очень серьезно относились к понятию долга, – после паузы снова заговорил Кларк. – А твой старикан что-то говорил насчет «стражи мира». У Шюре есть примерно такая цитата: «Я посланник божественной мудрости, что прячется за сотнями покровов и живет среди суетных народов. Из века в век мы возрождаемся и облекаем древнюю истину в новые слова. Нас редко обожествляют, еще реже прославляют, но мы продолжаем исполнять свой долг». Так что могут быть два варианта. Либо, по мнению этого старика и тех, кого он представляет, ты опасен для мира и тебя надо уничтожить. А может, омела призвана заблокировать твои опасные свойства. Либо же, наоборот, ты для них что-то вроде Святого Грааля, и они тебя оберегают таким образом, в ожидании продолжения истории. То есть в ожидании того, что ты осознаешь свое призвание или что-то в этом роде. В любом случае ты попал в круг зрения какой-то маниакальной секты, и я бы на твоем месте немедля обратился в полицию. С такими вещами не шутят. Когда задействованы религиозные фанатики, надо спасаться.
Детектив Хилл, вспомнил Коллинз. Детектив Хилл.
– И еще, – как-то очень мягко добавил Питер. – Омела когда-то стала единственным оружием, которое убило скандинавского бога Бальдра. Так что… сходи к врачам и проверь, нет ли медленно действующего яда в тату-краске.
– С тобой всегда приятно побеседовать, – криво усмехнулся Том. – Твой оптимизм и доброта в любого вселят надежду.
– Не за что, – широко улыбнулся Питер, показав безупречные зубы, и заказал пробегавшей мимо официантке лимонного пирога. – А, кстати, вспомнил! Друиды же славились тем, что вывели почти научные законы в магии. Посмотри на досуге в Сети, там много чего интересного.
Последние слова донеслись уже в спину Коллинзу – тот вскочил, не в силах больше усидеть на месте, и пестрая толпа через секунду поглотила его.
Глава 4
Утро следующего дня выдалось насыщенным. Имсу предстояло прочитать лекцию по способам защиты от внутрикорпоративного шпионажа для топ-менеджеров одного крупного мебельного холдинга. В последнее время холдинг начал плотно сотрудничать с Китаем, скоро собирался открывать в Шанхае большой филиал и решил полностью пересмотреть свою систему безопасности. Имс работал с холдингом уже месяц, но находился еще только в начале пути. Лекции, семинары, контрольные для разных уровней сотрудников были расписаны на несколько месяцев вперед – руководство холдинга денег не жалело, что Имс всячески одобрял.
Он всегда являлся в претенциозный офис на Кутузовском (бьющий под дых дизайн в стиле ар-деко и дорогущая мебель собственного производства) при полном параде: изысканная рубашка, дорогой костюм, шелковый галстук, золотые запонки, зеркально начищенные туфли. Имс любил дорогую одежду и умел ее носить, Пашка над ним даже посмеивался – вот что сыну не удалось передать, так это симпатию к костюмам на заказ и экстравагантным галстукам.
Вырастет еще, думал Имс. Поймет, войдет во вкус. А пока детство играет в голове и в заднице. Сам Имс в четырнадцать лет уже активно девочками интересовался. А сейчас какое-то инфантильное поколение пошло. Вроде бы и умные не по годам, а с другой стороны – все как дети. Пашке уже шестнадцать стукнуло, он оканчивал школу грядущим летом, а Имсу все казалось, что не больше тринадцати. Все какие-то компьютерные игры, какие-то фан-клубы в социальных сетях. Правда, в технологиях сын и его сверстники разбирались чуть ли не лучше самого Имса, он это признавал. Если в дом покупалась новая электроника, то настройками занимался Пашка, Имс даже не вдавался в подробности. Подозревал также Имс, что о сексе Пашке тоже все известно, просто не срослось еще. Или срослось, только вот наивный папаша оставался в неведении и фантазировал о тотальной невинности чада.
Все-таки он был чертовски счастлив, что когда-то незапланированно стал отцом. Даже слегка брюзгливо рассуждать о молодом поколении оказалось приятно. Вообще, Имс скорее немножко сам перед собой притворялся – никакого разочарования в молодежи он не испытывал.
Пашка сладко спал, когда Имс бесшумно выскользнул из квартиры. Сентябрьское утро казалось завернутым в серую шуршащую пленку – дождь все собирался, но никак не мог вылиться из тяжелых влажных ватных туч. Блестел и дышал свежестью помытый ночью асфальт, на дорогах было еще относительно свободно. Настроение у Имса наблюдалось самое приподнятое – ровно до тех пор, пока он не припомнил свой сон.
Почти не глядя на светофоры, Имс несся в своем черном «ягуаре» по проспекту и пытался проанализировать те крупицы информации, которые пока не выветрились из памяти.
Сны всегда были отражением дневных мыслей и дел, Имс с юности серьезно интересовался психологией снов и знал, что на пустом месте образы не возникают. Но при чем тут прошлый ноябрь? И что такого неординарного случилось в прошлом ноябре, от чего можно было протянуть ниточку почти через целый год?.. И если это шифр какой-то важной информации, сны ведь часто грешат сложной шифровкой подлинных образов, то почему у Имса не возникает ни малейших ассоциаций с реальностью?
Золотая маска, гримасы. Она могла бы говорить о том, что Имс неверно трактует какие-то сигналы в действительности. Или скрывает что-то от самого себя. Или смотрит на картинку, но не видит ее смысла. Или ввязался во что-то, истинной природы чего пока не понял. Она могла обозначать, что в реальности ему кто-то лжет. Одно было ясно: ни о чем добром сигнализировать эта рожа не могла.
Черные стены из мрамора, золотые прожилки. Образ непроницаемости, закупоренности, тайны, которая охраняется со всем тщанием. Может быть, это связано с его теперешней работой? Уж там тайн навалом, ешь – не хочу. Кто-то строит ему козни? Он чего-то не разглядел в контракте?
А тошнотворное ощущение слежки в аэропорту? Да, вот оно, решил Имс. Скорее всего, мозг так отреагировал именно на эту таинственную, но призрачную, неподтвержденную опасность. Показал и черноту, и тайну, и опасную игру. Ничего сверхъестественного, все просто. А намек на прошлый ноябрь – сигнал об информации, которая могла быть связана с этой слежкой, но которую он упустил. Все же человеческий мозг удивительный инструмент.