Рыжий снова поворачивается к Пашке, наклоняется близко-близко к его уху и что-то шипит-шепчет.
Имс не должен ничего слышать с такого расстояния, но он слышит отчетливо.
«Миррдин эльдариллион, – говорит тип в пиджаке. – Хэг ар мэрчд эйт боут карет».
Имсу кажется, что время дает сбой, точно сердце при аритмии, огромное сердце этого мира: проваливается на очередном толчке, застывает, а потом снова дает ход. Дьявольски неприятное ощущение, и Имс не может оторвать взгляда от стакана воды на тумбочке, в которой вода вдруг сама по себе наклоняется совершенно непотребным образом, точно кто-то тянет часть ее к краю стакана.
А потом Пашка распахивает глаза, и Имс рушится на пол, внезапно отпущенный на свободу.
Ему кажется, все хорошо, и Рыжий даже скалится похоже на улыбку, но, прежде чем все снова кажется обычным и естественным, слух Имса, вдруг ставший очень тонким, улавливает в воздухе еще один почти неуловимый звук – шорох крыльев.
И наступившая позже полная тишина совсем не убедительна.
***
Пашка сначала ничего не видит – зрением и мыслями он еще там, в стране фоморов.
Магия Мерлина сработала, но Пашка сам сглупил – как малыш пятилетний, забыл слова, которые надо было сказать, вообще забыл, что надо сопроводить действие заклинанием. А магия друидов, как известно, была магией слов и песнопений.
Он так увлекся ощущением несуществующего дыма в пальцах, что зажмурил глаза и шагнул прямо в ракушечную стену – или видимость ракушечной стены – окружавшую сад, высокую, крепкую стену.
Шагнул резко, широко и быстро, грозя разбить лоб или нос сломать, но стена пропустила его, будто бы что-то упругое разошлось под давлением его тела и вязко, как студень, сомкнулось за спиной.
Черные сверкающие стены окружили его, черные потолки и полы, в сиянии красных, синих и белых огней, и лишь через высокие и узкие окошки под самым потолком Пашка слышал плеск волн и ветер, оттуда веяло солью, йодом и свежестью.
Он шел и шел по блистающим коридорам, которые петляли и периодически разверзались совершенно пустыми залами, а потом вдогонку ему поплыли серебристые шары разных размеров – одни гладкие, другие ребристые, третьи – с какими-то шипами и антеннами.
Пашка сначала обмер от ужаса и прижался к стене, но шары не обращали на него никакого внимания – летели дальше и исчезали за поворотами.
Потом Пашка услышал шаги – твердые, чеканные, мужские, и снова паника накрыла его с головой: если шар по каким-то причинам еще мог его не заметить, то фомор, живой и чуткий фомор, – не способен был пропустить.
Это оказался совсем молодой ворон, с отливающим бронзой хищным лицом и большими черными глазами, одетый в какой-то походного вида плащ с капюшоном, и сапоги у него были запыленные… И лицо хоть и бронзовое, но усталое.
Путник этот – или шпион – смотрел прямо на Пашку, но… вдруг начал тот понимать… как бы сквозь него. Черные глаза явно видели перед собой только стены.
Магия явно работала как-то криво, и Мерлин плохо знал, что тут творится.
Несмотря на риск, такой шанс Пашка упустить не мог и ринулся, как мог тихо, за усталым парнем.
И не пожалел об этом.
Вместе с вороном он достиг огромной круглой залы, стены и потолок в которой сверкали сотнями огней, с виду похожих на драгоценные камни. Под потолком теснились десятки серебристых шаров, которые выстраивались в очередь и поодиночке друг за другом вплывали в некий огромный аквариум, где зависали над неприметной с виду серой каменной плитой.
Пашка, озираясь посекундно, потащился прямо к стене аквариума и фактически прилип к ней, стараясь не касаться. Если бы он наблюдал что-то подобное в Цирке Дю Солей, то орал бы от восторга. Но сейчас ему хотелось заорать совсем по другим причинам.
Каждый шар останавливался над плоским большим камнем, застывал в воздухе и источал будто бы дождь из черного серебра – тысячи тончайших, едва видимых глазу частиц падали и впитывались в камень. Каждый раз на камне при этом что-то вспыхивало, и Пашка напрягал зрение что есть сил. Что это – узор, рисунок? Или, может быть, буквы? Похоже и на то, и на другое…
И тут вдруг его осенило.
Конечно же. Каким надо было быть идиотом, чтобы сразу не вспомнить. Руны. Это руны. Сочетание рун. Своеобразный магический бейсик, где сочетание палочек и ноликов дает определенную программу.
Но что это за мерцающее вещество, догадаться он не мог. Выглядел процесс живописно, но почему-то жутковато. Шары словно бы сбрасывали здесь что-то где-то собранное. Информацию? Энергию? Вещество, за которым специально охотились?
Между тем в аквариуме начали происходить еще более странные вещи: молодой парень, которого Пашка встретил в коридоре, зашел туда после шаров, склонил голову и точно так же… рассыпался и стек черным серебром на плиту. Руны вспыхнули чуть сильнее и снова погасли.
Пашка ждал и ждал, когда же произойдет чудесное воскрешение, но его не происходило. Парень не восставал вновь из плиты, не ткался из воздуха, не возрождался в улучшенной версии. Он просто ушел в камень, как вода.
И вот тут Пашка понял, что надо сматываться. Как-то слишком странно все было устроено у этих чуваков с перьями, не по-человечески, и гуманностью здесь, очевидно, не пахло. По крайней мере, молодого и смертельно уставшего ворона Пашке было жалко. Чем он так провинился, что стал серебряной жижей и растворился в каком-то валуне? Если уж умирать, то на поле боя или хотя бы на свежем воздухе. А лучше вообще лет этак в девяносто в собственном саду, попивая шампанское.
Пашка снова сжал мяч в кармане и тут кое-что припомнил.
Миррдин было вторым именем Мерлина, и оно вспомнилось моментально. А вот второе слово… Кажется…
Его отвлек шорох крыльев, и Пашка ошеломленно обернулся.
Два черноволосых и остроглазых неслись к нему, и за спиной их складывались на бегу огромные белые – белые! – крылья, и Пашке вдруг разом вспомнились все картины, все фильмы, в которых он видел ангелов.
«Я умер», – подумал он.
Совершенно точно, он умер и сейчас в чистилище или что там на самом деле существует. В странном черном чистилище, где внутри помещения идет дождь, как в «Сталкере», только из жидкого серебра, и где определенно существуют настоящие ангелы.
Красивые чуваки. И очень, очень злые.
И Пашку отлично видящие.
Это он понимает в тот момент, когда обнаруживает лицо одного из ангелов прямо над собой, и тот улыбается мягко, как могла бы улыбаться мать ребенку.
– Откуда у тебя вещь Мерлина, мальчик? – спрашивает ангел, и вот тут-то рассеивается все его очарование.
– Миррдин, – хрипит Пашка, мозги, кажется, сейчас лопнут от усилий вспомнить целое заклятье. – Миррдин…
И тут ангел поднимает худую руку с тонкими пальцами и зажимает ему рот. Ладонь прохладная и сладко пахнет, но, когда он ее убирает, почти мгновенно, Пашка чувствует себя немым – он шевелит губами и языком, но звуки не вылетают из его горла. Пот течет градом по лбу и вискам, и он уже чувствует себя мертвецом, глядя в дымчатые серые глаза без всякого дна.
Смерть не всегда приходит костлявой старухой, но, видимо, всегда в капюшоне, мелькает у Пашки последняя абсолютно нелепая мысль, и тут вдруг он слышит, как сквозь толщу воды, чей-то голос.
Который совершенно четко произносит: «Миррдин эльдариллион!»
И Пашка действительно оказывается в огромной водяной массе, на глубине, над ним где-то наверху плещутся зеленые волны и светит солнце, и он рвется наверх, плывет, изо всех сил двигая руками и ногами, извиваясь, как угорь, и когда, наконец, вылетает на поверхность и открывает глаза, видит перед собой стены отцовской спальни.
Какой-то незнакомый мужчина в синем смотрит на него и держит его за руку, но Пашка теряет сознание, прежде чем даже попытаться понять, кто это.
Глава 4
Тайлеру не надо было гадать, склонил ли Коллинза на свою сторону Луг – или тот еще способен бороться с чарами Страны чудес.