– У него спрашивай, он величайший маг былого и грядущего, – ткнул он в этот силуэт и опустился на металлический стул уличной террасы паба – по странности еще работавшего: внутри помещения, за стеклянными дверьми, Имс разглядел несколько посетителей и пару официантов.
Джеймс крепко завис на несколько секунд, а потом недоверчиво переспросил:
– Этот парень?..
Мерлин как раз подъехал к ним вплотную и ловко спрыгнул с доски, одновременно подхватывая ее рукой и ставя к стене.
– Что с Имсом? – спросил он, с красноречивым выражением лица рассматривая промокшую от крови повязку, но обращаясь почему-то к филгу.
– Ничего, – поморщился Имс, хотя спрашивали не его, а может быть, именно поэтому. – Собственная глупость.
– Его поранил Хилл, – пояснил Риваль, и брови Мерлина взлетели, как ласточки над холмами. – Он стал волком Луга.
– О, – только и сказал Друид. – Узнаю сидского короля. Паутина у него частая и липкая, не вырвешься.
– Ты маг? – неверяще переспросил Джеймс.
– Меня зовут Мерлин, – наивно улыбнулся Мерлин и неловко повел худыми плечами под темным мешковатым свитером, который явно был ему велик размера на три, да еще надет на такой же безразмерный свитшот с диковатым принтом на груди. – Пойдемте уже в дом, Имсу нужна помощь.
– Просто класс, – пробормотал Джим. – Мерлин.
«But there's a side to you
That I never knew, never knew
All the things you'd say
They were never true, never true
And the games you'd play
You would always win, always win», – слезливо причитала Адель из глубин паба, но Имсу показалось, что хмуриться Джим стал меньше.
***
– Наверняка вы читали, если, конечно, интересовались изучением быта туатов, что они иначе воспринимают реальность, чем люди, – охотно рассказывал Мерлин, буднично раскидывая какой-то хлам, кучей лежавший посреди комнаты, чтобы вместить троих гостей.
Имс уже видел эти облезлые бархатные пуфы, громоздящиеся друг на друга картины в старинных резных рамах, разрисованные разноцветные стены, разномастные покоцанные столики и стулья из разных сортов дерева, мягкие кожаные диваны, старые, старинные и просто древние книги, фото всех времен, начиная от самого рождения метода фотографии…
Он вдруг подумал, что Мерлин вполне мог жить здесь под маской неудачливого художника много лет, и никто бы не обратил на него внимания – мало ли в Шордиче чудаковатой богемы, которая вечно занимается ерундой в неустанных поисках себя, перебивается с хлеба на воду и постоянно витает в мечтах, не замечая перемен в реальности?
Мерлин тем временем, нисколько не смущаясь, разлил чай по чашкам, выглядевшим как полное торжество вульгарности над всем утонченным беспорядком квартиры – золоченая лепнина перла из каждой чашки со страшной силой, Имс так и ждал, что какая-нибудь лепная роза его укусит.
Допотопный чугунный чайник, кстати, вскипел прямо на столе. Неудивительно, что стол в этом месте уже слегка обуглился.
– Что значит – иначе? – спросил Имс.
Боль в плече и руке немного стихла, словно бы смягчилась в присутствии Мерлина. Или это чай был особенный?
– «То, что светлое море для Брана, плывущего в ладье с кормою, – радостная равнина с множеством цветов для меня, с моей двухколесной колесницы. Белизна моря, на которое глядишь ты, – это телята, разных цветов телята, ласковые, не бьющие друг друга. В Счастливой стране, обильной цветами, много коней на ее пространствах, хотя для тебя они незримы»… – мелодично продекламировал маг.
На какое-то время в комнате повисло молчание. Риваль, впрочем, острозубо усмехался – он-то все это знал.
– Отлично, – наконец вымолвил Джим. – Поэтому фэйри рушат наш мир? Из-за… эээ… разницы в восприятии?
– Я лишь уточняю, что не всегда они делают это из злых побуждений. Иногда им просто не нравится то, что они видят.
– Телята вместо волн – это, конечно, кардинально другой взгляд на вещи, – саркастически кивнул Джим. – Подозреваю тогда, что и перестройка будет кардинальной. А что, если им захочется всюду увидеть стада ласковых телят? Затопят полмира, к чертовой матери?
– Я думаю, ни у сидов, ни у фоморов нет цели разрушить Землю, – покачал головой Мерлин. – Я думаю, они попытаются обратиться к земной природной магии, чтобы освободить свой мир от тех бед, что их постигли…
– Папа?!
Имс затаенно выдохнул. Он не хотел выглядеть нервной наседкой, с первых секунд встречи расспрашивая Мерлина, где его сын. Но все же каким облегчением было увидеть его целым и невредимым, боги, Имс и не подозревал, что он стал настолько отцом. Кто бы ему сказал раньше, что он способен так беспокоиться за кого-то другого.
– Ты ранен?!
– Да так, – пробулькал Имс.
– Дай посмотрю, – велел Мерлин и начал разматывать повязку, а потом легонько коснулся пальцами краев рваной раны. Имс сразу почувствовал облегчающий холод, будто к руке приложили лед. – Укус оборотня излечим, хотя, конечно, Хилл уже не обычный оборотень…
– Я превращусь в огромного злого волка? – спросил Имс. – Ну, я надеюсь, что огромного, хоть какая-то компенсация…
– Если бы ты был человеком, то мог бы, – невозмутимо ответил Мерлин, все еще пристально разглядывая рану. – Но так как ты фоморский маг, а у них своя оборотническая сущность, то не могу обещать точно.
– Обидно.
– Я заговорю ее. Попробую, – как-то задумчиво сказал Мерлин, и вот этот тон Имсу ох как не понравился.
– Попробуешь? – взволнованно озвучил его мысли подскочивший Пашка. – Да для тебя это должно быть плевое дело! Ты же Мерлин! Мы о тебе в сказках читали! Блеснул глазами – и все в порядке! Разве нет? Тут и рана-то не страшная на вид… это же не… не голова отрезанная…
– Вот спасибо, – кивнул Имс.
– Ой, папа… нет, я не то имел в виду… прости… ну ты понял, да?
– Если бы ты был человеком, Имс, думаю, ты бы не стал волком, а просто умер. Волки Луга обычно не множат себе подобных – он сам порождает их. Они убивают во имя его и в назидание, – утешительным тоном сказал Мерлин.
***
Ему казалось, он когда-то знал об этом. Кто-то когда-то рассказывал ему об этом человеке с золотыми глазами, взгляд которого был кроток и мил, пока не разил, точно гарпун из точеной стали.
За пестрыми шторами роились какие-то тени, так что филг то и дело вскидывал взгляд на окна и что-то шептал, но Имсу было все равно. Пашка и Джеймс смотрели не отрываясь на худого паренька в синем свитшоте с кроликом на груди – никакие тени их не тревожили.
Мерлин пел. Низко, почти на одной ноте, неожиданно звучным, до костей пробирающим, как жар, голосом, на незнакомом Имсу языке. На древнем языке, подумалось ему, когда между словом и действием не было никакой разницы.
От раны постепенно начал виться золотистый дымок, а сам Имс почувствовал себя легким, как пузырьки морской пены, когда они испаряются и поднимаются в воздух.
Снаружи что-то грохотало, и за окнами начал мигать свет, в него вплетались какие-то красноватые сполохи. А потом раздался звук, как будто что-то – или кто-то – проскребло по одному из стекол большими кожистыми крыльями. Очень большими. Следом раздался свист, как от летящей торпеды, потом, в отдалении, звон разбитого стекла, и где-то истерично завыла сигнализация сразу на нескольких машинах.
Два попугайчика – один бело-розовый, другой бледно-синий, ожесточенно грызли медный колокольчик, подвешенный к потолку клетки.
Мерлин замолчал и устало опустился прямо на ковер на полу.
Имс силился что-то сказать в благодарность, но у него получалось только мычать. Как только рана перестала истязать, сон начал заволакивать ему глаза. И тут Имс вспомнил, зачем еще в пути так безуспешно и мучительно пытался заснуть и во сне снова перенестись в Ллис.
Сейчас у него был трискелион Луга, и это полностью меняло дело.
Он закрыл глаза и уже не увидел, как худой паренек с черными тенями под глазами скорчился на полу и начал дрожать. Дрожь была такой сильной, что переходила в судороги, и сейчас, измотанным и бледным, Мерлин выглядел лет на шестнадцать, и не было в нем совершенно ничего внушительного, ничего страшного, а казался он хрупким, маленьким и жалким.