Временами со скал и прямо из воздуха сыпалась какая-то черно-серебряная пыль, непонятные металлические чешуйки, блестящий пепел. Временами эти чешуйки вдруг начинали заворачиваться в маленькие вихри и создавали формы, очень похожие на те, что Имс видел в счастливом Ллисе, но только похожие – макеты садов и зданий в уменьшенном виде. Воспоминания мира, у которого почти не осталось воспоминаний.
И только серебряные шары точно так же медленно плавали всюду, сколько он мог видеть до горизонта. Только теперь их были не десятки, а сотни.
А потом Имс увидел целую стаю воронов. Они летели, и черненая пыль жадно липла к их крыльям, облепляла их тела. Полет их был тяжел, и кричали они болезненно, и Имс не мог отвести от них взгляда, пока они не скрылись вдали. Смерть несли они на своих крыльях, причем, похоже, приняли ее добровольно.
Он стоял, не двигаясь, и впивался глазами в тот ужас, который окружал его, забыв об осторожности, забыв о том, что надо быть быстрым и скрытным, но отчаяние, которое затопило его, – сейчас оно было важнее осторожности, важнее собственной жизни.
Это Элга стоял и скорбил по ушедшему миру, который когда-то любил.
И он не пошевелился даже тогда, когда услышал за спиной шелест крыльев и легчайшие шаги босых ног. Ему самому было бы очень холодно ступать по черному снегу, что покрывал эти скалы, но ангелам холод нипочем.
– Что же стало с Ллисом? – спросил он, не оборачиваясь.
Ульель встал рядом и тоже посмотрел вокруг.
– Ты же знаешь это, Элга. Проклятье Луга. Менгиры выжгли наш мир избытком магии. Не сразу, но медленно и неотвратимо. И даже когда они сгорели, она продолжала отравлять сам воздух своим ядом. Чужая магия, чужеродная.
– Как радиация, – пробормотал Имс. – На Земле так представляют ядерную зиму.
– Я думаю, все гораздо хуже, – невесело улыбнулся Ульель. – Радиация не создает призраков. Не множит сама себя. Не порождает монстров, которые начинают крушить все вокруг и убивать любого, кто попадется на ее пути. Эта пыль способна стать любым существом, мертвым и живым одновременно. Луг всегда был искусным некромантом. Ты можешь это увидеть, если вспомнишь.
И, словно бы в самом глубоком сне, Имс увидел. О, он увидел, как те же вихри, крутясь все быстрее и становясь все сильнее, создавали чудовищ, гибридов, которым нигде не дали бы имени, – и эти чудовища кромсали и без того истекающий кровью мир, лишая жизни все, что еще пыталось дышать, что пыталось выжить и приспособиться.
Правда, такое случалось редко – раз в несколько десятков лет. Чтобы активировать подобную магию, нужна была особая луна. Луна всегда была помощницей Луга, и эти монстры – они даже не были его задумкой, они просто остались здесь как извращенный отсвет его волшебства в искореженном времени и пространстве.
– А эти вороны? Что с ними будет?
– Это маги-Хранители, которые вызвались добровольно собирать излишки энергии на себя и приносить ее в наши лаборатории. Шары, которые ты видишь, тоже улавливают ее, но эта энергия мыслящая, на живых существ она липнет жадно. Хранители сами постепенно становятся этой жуткой материей, но все же успевают долететь до Куба, чтобы погибнуть в пламени рун. Рунные камни еще способны поглощать сидскую магию, не напрасно я и Гаррель долго искали эти камни по разным мирам. И сейчас только они помогают нам сохранять призрачное равновесие.
– Вы пытаетесь собрать эту дрянь с помощью не только механических штуковин, но и живых магов? Когда ее вокруг столько? Да вы совсем из ума выжили, парни! – искренне возмутился Имс.
– Они сами принимают такую участь, – сухо сказал Ульель. – И не тебе судить нас. У нас немного сил для борьбы, но они все подняты на эту битву.
– Что за милые картинки вы мне показывали до этого?
– Ты видел Ллис таким, каким он был до конца. Уже тогда проклятье начало действовать, но мы еще не знали, что нас ждет впереди. Кое-что из того, что ты узрел, настоящее, но остальное – лишь свет далеких времен. Наша память. И твоя тоже.
– Почему же Корвус сразу не открыл мне глаза?
– Ты бы отворил двери в живой мир мертвому миру? – усмехнулся Ульель. – Зная тебя, мы решили, что нет. В тебе оставалось больше от человека, чем от мага, сердцем ты остался с людьми. Элга в тебе жив лишь на малую часть. Ты очень опечалил нас, Имс. Мы решили не приподнимать завесу.
– А сейчас у меня трискелион Луга, и я прозрел.
– Да, Имс, увы. Но твоя зоркость больше нам не страшна. Я даже не стал мешать тебе, Имс. Насладись сполна картиной тлена и мрака, теперь тебе это позволено.
– Почему? – подозрительно спросил Имс, остро почуяв что-то неладное. – Почему теперь мне вдруг все позволено?
– Потому что ты нам больше не нужен, Имс, – пожал плечами сероглазый ворон. – Ты стал бесполезным куском мяса с тех пор, как тебя укусил волк Луга. Теперь в твоей крови не только вирус оборотня, но и магия сидов, то самое заклятье против любой другой магии, которое Луг вкладывает во всех твоих стражей. Ты больше не фомор, Имс, кровь твоя нечиста. И ты больше не сможешь играть в нун, ты не сможешь сражаться за нас. Но, к счастью, у нас есть тот, кто сможет.
– Нет, – промямлил Имс, внезапно почувствовав тошнотворную слабость в коленях. – Нет, вам никто не позволит…
– Нам позволят, – мягко сказал Ульель, – Договор не завершен, и все гейсы в силе.
Огромные крылья зашелестели, затрепетали на холодном ветру, разворачиваясь, а через секунду Имс снова остался один на каменном утесе. Вокруг него роилась серебристая пыль, да в воздухе осталась носиться пара белых перьев.
Имс сжал проклятый трискелион и нырнул следом за ангелом.
***
Когда он вывалился в красноватый сумрак квартирки в Шордиче, то сразу понял, что опоздал.
Осознание непоправимого шарахнуло его так, что он некоторое время озирался, точно контуженный, – слепой и глухой. Он ничего не видел, но чувствовал – Пашки здесь уже нет. Его сына уже здесь нет, он черт знает где и черт знает с кем.
Мерлин сидел один за столом в кухне и курил, под белой футболкой, заляпанной красной и желтой масляной краской, резко топорщились острые позвонки и лопатки, похожие на крылья.
Крылья.
Имс сжал зубы.
– Они были здесь?..
– Да, – подтвердил Мерлин, меланхолично глядя куда-то за окно.
– Они забрали его?..
– Да.
– И ты позволил?!
– Я позволил. Нельзя мешать договору.
– Да в гробу я видал ваш договор! Он же ничего не знает! Он не умеет играть!
– Если бы помнил об этом в Карлайле, твой сын не занял бы твое место. Ты рискнул, Имс, и это нормально, так поступают смелые люди – но сглупил, не вышло. Люди делают выбор, это их особенность. Но за выбор приходится платить. А играть, Имс, ему не придется. Ты уже все сыграл. Нужное число партий достигнуто, и осталось совсем немного – выпустить Корвуса в наш мир. Это очень простой ритуал. Даже ребенок справится, если в нем есть кровь фомора и… если он согласен.
– Что за ритуал? – обмер Имс.
Мерлин промолчал.
– И ты, могущественный друид, сидишь здесь и жалеешь себя? – заорал Имс, не помня себя, вся его хваленая выдержка посыпалась, как старая штукатурка. – Ты лузер, Мерлин, ты знаешь? Они не меня и не Коллинза – они тебя, тебя обыграли! А знаешь, почему? Потому что ты сам не знаешь, на чьей стороне сражаешься! Ты вроде бы и людей любишь, а вроде и по фэйри скучаешь! Пытаешься быть по обе стороны реки, но даже тебе, с твоими изощренными мозгами, это не удастся! Где твое сердце, Мерлин? Можешь ты честно ответить на этот вопрос? Ты не сумел вырвать из себя Сид! Он врос в тебя, как дерево в землю, и это было бы так смешно, великий Миррдин, так смешно, если бы мы все не плакали, глядя на тебя…
– Что ты мне предлагаешь? – тихо спросил Мерлин. – Они уже здесь. Ты прав, я привел их сюда. Но и ты. И ты! Ты ведь тоже выбрал не мир во всем мире. Ты выбрал свою стаю, Имс. Ты и раньше был волком, только в человечьей шкуре.
– О, заткнись, – рыкнул Имс. – Куда они его перенесли?