Дальше Тайлер поворачивается и просто уходит. Он не первый день живет на свете, он слышал о Бегущих. Возможно, из Имса и впрямь получится первоклассный вор.
Эпилог
Странно, но работа аэропортов, а значит, и жизнь в целом начинает налаживаться. Рейсов значительно меньше, но все же в Лондон из Лиона улететь удается.
Джеймс, несмотря ни на что, соскучился, он хочет увидеть родной город и тревожится, что с ним стало. Цела ли его собственная квартира в Блумсбери? Не найдет ли он в ней кучу зловредных фэйри? Живы ли его друзья – и родители, которые живут в Глазго? Существует ли еще сам Глазго?
Но все эти вопросы волнуют его как-то поверхностно. По-настоящему его волнует то, что он уже несколько дней видит мир как-то иначе. На многие свои вопросы он уже знает ответ, хотя, казалось бы, откуда ему знать? Каждого человека, который попадает в его поле зрения, он видит как бы изнутри. Взять хотя бы вон того полного пожилого мужчину с красным апоплексическим лицом в соседнем ряду, который уткнулся в бортовой журнал месячной давности, будто описываемый в нем старый мир способен воскреснуть. Джеймс знает, что на душе у этого толстяка тревожно и неспокойно, но тревога эта окрашена радостью, потому что он получил хорошую весть от кого-то, кто еще жив и с кем-то он стремится воссоединиться. И так у Джима с каждым, кто встречается на его пути. Его и раньше довольно развитая эмпатия возросла до масштабов почти телепатии, и мир вырос, расширился и получил сотни новых оттенков. Джеймс отчетливо слышит, что чувствуют не только люди, но и животные, и, отчасти, видит даже судьбу вещей. Особенно старых вещей – где они побывали, кто ими владел: в общих чертах, но все же.
Он все так же видит фэйри, которые появляются то тут, то там, и сразу же скрываются, но теперь они для него узнаваемы и открыты, он знает не только их происхождение и имена, но и понимает их намерения. Поэтому боггартов, которые, несомненно, обосновались в его квартире и веселятся под его бонсаями, он не боится. Возможно, ему даже удастся ужиться с ними, как всему миру, видимо, сейчас придется уживаться с разными видами фэйри.
Мир живой, он пульсирует и трепещет у Джима в глазах, в ушах, сотни звуков и запахов текут сквозь него волной, и где-то в солнечном сплетении бьется таинственное тепло, и тело наполняет невероятная легкость, как будто он только перышко, летящее по ветру.
Джеймсу никогда не было так хорошо. В то же время он не чувствует себя кем-то другим, кем-то более сильным или мудрым, нет, он все тот же Джим – немного нелепый, порой чересчур эмоциональный и несдержанный парень, который не так уж много знает о жизни, но всегда верит в то, что делает, и всегда делает то, во что верит.
Пашка и Тайлер расположились на ряд выше краснолицего толстяка, вместе, хотя свободных кресел в самолете более чем достаточно. Пашка замкнут и нервничает, хотя тщательно пытается это скрыть, пальцы его мелко дрожат и то сжимаются, то судорожно разжимаются на крае шерстяного пледа. Джим его понимает: не каждый день твой отец уходит в другое измерение с магами-контрабандистами и оставляет тебя на попечение большому злому волку.
Впрочем, Тайлер выглядит хмуро, но не зло, и, судя по тому, как он поправляет плед на Пашке, когда тот наконец-то беспокойно засыпает, уже смирился с участью опекуна. Хилл не посвящает Джеймса в свои планы, конечно же, и Джеймс не знает, как они поступят дальше. Но пока он собирается держаться оборотня и парнишки, по крайней мере, до тех пор, пока не поймет, насколько все изменилось.
В Хитроу пахнет нервозностью, кофе, моющими средствами для пола, резиной, туристическими чемоданами, парфюмом и потом. Все как всегда, завидное постоянство. И люди в ожидании своих рейсов остались прежними – они волнуются, обнимаются, галдят, едят, пьют кофе, в сотый раз проверяют билеты и талоны, в нетерпении постукивают ботинками по полу, читают бумажные книги и электронные ридеры…
Тайлер проверяет айфон и цокает языком.
– Сеть есть, все в порядке. И даже интернет имеется.
– А сиды вовсе не так жестоки, – насмешливо говорит Джим. – Даже интернет оставили. Какой это же конец света? Самолеты летают, телефоны звонят…
– Да, только слишком много цветов, животных и непонятных вредных тварей повсюду. И незримое присутствие самого короля фэйри, так что все просто изумительно, Джим. И мы не знаем, что у сидов на уме. Пока они только набираются сил и окончательно стирают границы между мирами. А среди людей магов не осталось.
– Откуда ты знаешь? – отмирает Пашка.
– Ни разу никого из них не встречал за свою жизнь, кроме Мерлина, – пожимает плечами Хилл. – Может, где-то и остались, но их придется долго искать.
– Так мы этим займемся? – взволнованно спрашивает Пашка.
Хилл смотрит на него язвительно и недовольно, и Джим уже ждет какой-нибудь хамоватой шутки, но оборотень только молча выдыхает.
– Видимо, этим тоже. Но пока нам надо поесть. И я даже вижу работающее кафе.
Они садятся в кафе на улице, и Джим замечает, что заметно похолодало. Сейчас уже не как в августе, а скорее как в начале октября. Цветов вокруг меньше, больше каких-то незнакомых ягод, и откуда-то Джим знает, какие ядовитые, а какие нет, будто стал понимать еще и намерения растений.
Миловидная девушка принимает у них заказ, и Джеймс понимает, что больше всего на свете ее волнует предстоящее вечером свидание. В ней и радость, и неуверенность, и предвкушение, все эти чувства переливаются, словно радужный шар, и Джеймс не может не улыбаться ей в ответ. Хилл смотрит на него удивленно, но потом тоже скупо роняет улыбку. Даже Пашка пьет свой безумно сладкий кофе с целой горой сливок уже без обычного затравленного отчаяния во взгляде.
Джим смотрит на свою крохотную белую чашечку с эспрессо, она блестит в солнечном свете, и запах от кофе идет божественный, то ли успокаивая, то ли, наоборот, до предела возбуждая нервы – с кофе всегда так.
И вдруг до Джима доходит.
Ничего не исчезает бесследно. В этом все дело.
В этом всегда все дело.
Джим легонько выпрямляет пальцы, точно рисуя маленький знак, и чашка с эспрессо плавно поднимается в воздух, зависает там, потом не торопясь описывает круг над столом и снова точнехонько приземляется на блюдце.
Идеально.
Джим по-прежнему мало что знает о жизни и о смерти, он по-прежнему тот, кто любит летние закаты, быстрые машины и футбол, но теперь ему дано что-то еще.
Всегда есть что-то еще.
Пашка и Тайлер смотрят на него расширенными глазами, застыв в нелепых позах, и Джим ловит их эмоции, как отчетливую мелодию: изумление, радость, страх, трепет, грусть, надежду.
– Вот же хитрый ублюдок, – наконец обессиленно говорит Тайлер и залпом допивает кофе. – Ты только сейчас обнаружил?
– Кажется, да, – говорит Джим с легкой улыбкой.
– Видишь, парень, – обращается Тайлер к Пашке. – Искать пришлось не так долго, как мы предполагали.
У Пашки в глазах испуг и восторг, он только набирает в грудь воздуха, чтобы обрушить на Джеймса тысячи вопросов, как рука Хилла мягко ложится ему на плечо.
– Не порти момент.
Джеймс смеется, легко, как давно не смеялся. До тех пор, пока не понимает, какая ноша только что легла на его плечи. А ведь Мерлин с виду был таким хрупким, как он справлялся? Джим держит на плечах весь мир, весь этот мир со всеми его чудесами и капканами, и его покачивает от такого чудовищного веса.
Хилл смотрит на него с пониманием и легким сочувствием, которое, впрочем, тут же испаряется. А потом вытаскивает из кармана штанов купюру и засовывает ее под блюдце. Он снова хладнокровен, собран и кажется Джиму сделанным из стали. Под курткой поверх белой майки у Хилла красуются две перекрещенные кобуры с оружием – и когда только успел добыть?
– Нам надо идти, – ненавязчиво напоминает Тайлер, но глаза у него прицельные и жесткие, как у всякого вожака стаи.
И стая идет за ним.
Конец .