Лорни, вооружённый только маленьким ножом, спрятанным в сапоге, крутился возле дальнозора и не решался вступить в бой. Но после того как Ломпатри одолел одного из бандитов, и швырнул скитальцу кистень, которым работал этот поверженный бандит, Лорни встал плечом к плечу с рыцарем и Навоем. Основной ударной силой, конечно же, был Ломпатри. Но опытный солдат с одной стороны и юркий человек из леса с другой, делали своё дело: прикрывали рыцаря с флангов. Ломпатри вёл бой медленно, не кидался на врагов в открытую. Бандиты вертелись вокруг, методично загоняя рыцаря и его друзей в угол. Но если только один из врагов подходил слишком близко или же решался атаковать рыцаря, на пути его удара оказывался мощный щит. Разбойничье оружие отскакивало от щита с силуэтом белого единорога как горошины от каменной стены. После таких выпадов противника, рыцарь открывался и рубил со всех сил сияющим мечом, который очень скоро побагровел. И всё же врагов оказалось слишком много, и вскоре стойкая троица коснулась спинами стен. В этот момент бандитам стоило всего лишь кинуться вместе на загнанного зверя. Тогда победа оказалась бы у них в руках. Но верзилу, который мог бы отдать такой приказ, в этот момент занимали совсем другие проблемы. От удара красного сапога голова трещала, как старый дуб в штормящую погоду. Дотянувшись до своей кувалды, верзила-предводитель подавил этот страшный гул в голове и поднялся на ноги. Его отряд, если это вообще можно назвать отрядом, представлял жуткое зрелище. Часть людей теснила рыцаря, и эта часть оставалась единственной боеспособной из всего, что изначально вошло в «звёздную наблюдальню». Остальное выглядело хуже, чем выглядят продажные девки в придорожном кружале: кто-то полз по полу, не соображая, что с ним произошло, другие стонали в лужах крови, схватившись за открытые раны, прочие уже отошли в лучший мир. Некоторые бесцельно метались туда-сюда, подбирая чужое оружие. Самые отчаянные всё ещё кидались на нуониэля, стоявшего на одном месте и крушившего весь этот сброд. Счастливчикам доставалось от сказочного существа либо кулаком, либо сапогом, либо острым и красивым навершием изогнутого меча. Одного Тимбер ударил берестяными ножнами, которые тут же размотались, превратившись в разрозненные полоски бересты. Тех, кому удача не улыбалась, нуониэль хлестал наотмашь острым клинком. Они падали ещё живыми, и умирали с ужасом в глазах, наблюдая как смертельная рана, оставленная острым как бритва мечом, медленно открывается, лишая тело крови и внутренностей. Верзила, сообразив, что дело дрянь, решился на отчаянный ход. Он собрал человек шесть и плотной группой навалился на нуониэля. Приказав «рубить», он занёс свою кувалду над головой. Тимбер Линггер опустил меч и чуть приподнял левую руку, делая жест, похожий на тот, который делают перед рассёдланной лошадью, когда она начинает двигаться вперёд, и её требуется остановить. При этом меч нуониэль держал крепко, так, чтобы все нападающие его видели. Со стороны казалось, что каждый из бандитов может в любой момент нанести смертельный удар по Тимберу, который стоял достаточно спокойно, на прямых ногах и точно пропустил бы самый незамысловатый и заметный из ударов. Но на самом деле ни один из бандитов и даже верзила, который уже занёс над головой свою кувалду, не мог ударить нуониэля. Что-то непонятное и загадочное было в этом жесте левой рукой. Как будто бы сказочное существо воздвигло невидимую стену между собой и нападавшими. Каждый из бандитов хотел ударить Тимбера, но не мог этого сделать, потому что всё никак не решался выбрать место, куда бить. Даже верзила, колошмативший всю жизнь сверху, всё колебался в правильности своего удара. Поза нуониэля напоминала лесную лань, которая уже услышала крадущегося охотника, навострила уши, но ещё не сорвалась с места и не поскакала вглубь леса. Верзиле казалось, что и нуониэль в следующее мгновение рванёт то ли вправо, то ли влево, определённо сдвинется с места, повернётся, выставит вперёд меч или же сделает замысловатый финт и нанесёт ответный удар. Такие же мысли зародились и в головах шестерых сподвижников главаря этой шайки: каждому мнилось, что, ударь он снизу, нуониэль отразит удар и хлестнёт своим тонким и острым мечом сверху. Ударь сверху, нуониэль отпрыгнет. Так они и стояли перед Тимбером Линггером, не в состоянии преодолеть эту волшебную невидимую стену своих сомнений. Сам нуониэль спокойно восстанавливал дыхание. Обстановка накалялась. Крики и лязганье стали, доносившиеся от драки в другом углу «наблюдальни» превращали бездействие в невыносимую пытку. И вот, один из разбойников не выдержал, и понёсся стремглав на нуониэля, крича во всё горло и беспорядочно размахивая топором. Он побежал не потому, что нашёл у нуониэля лазейку, куда можно нанести удар, а потому что больше не мог выбирать правильный выпад и не мог больше бездействовать. Тимберу Линггеру оставалось лишь сделать шаг вперёд и чуть поднять меч: разбойник сам напоролся на острый клинок животом и, в смертных муках, опустился на каменный пол, пытаясь ухватиться за грязный плащ сказочного существа.
Верзила заорал так, что у Воськи, наблюдавшего за всем из укрытия, заложило уши. Этим своим ором он приказал кинуться на нуониэля всем разом. Безвольные разбойники, подстёгиваемые волей их главаря, послушно кинулись в бой. Слуга не понял, что произошло, дальше, но, через несколько мгновений, все они оказались мертвы. Что сделал нуониэль? Как он двигался? Кому нанёс первый удар? Воська видел всё, но так ничего и не смог различить и запомнить. Старый слуга побывал со своим господином не в одном сражении, видел множество схваток, поединков и неравных боёв, но никогда не оказывался свидетелем подобной виртуозности владения мечом, такой скорости и такой невозмутимости, какую демонстрировал нуониэль. За несколько секунд справится с пятью нападающими – это сродни тем историям, которые рассказывают друг другу плохие солдаты, которые только и умеют, что выдумывать сказки о невероятной, нечеловеческой силе, и травить их друг другу часами, лишь бы не тренироваться и оправдать свою никчёмность в ратном деле.
Враг повержен: Ломпатри с друзьями, воспользовавшиеся тем, что разбойников сбил с толку крик их предводителя, нанесли несколько устрашающих ударов по смешавшимся противникам. Строй разбился и рыцарю, с мощным щитом и рыцарским мечом, цена которого выше, чем цена всех деревень в Дербенах, не составило труда добить оставшихся подлецов с их топориками, палицами и прочим нелепым и худым вооружением. Тимбер Линггер же спокойно подошёл к верзиле. Тот всё так же стоял с поднятой над головой кувалдой. Ударом наотмашь он разрубил ему кожаный доспех от подмышки до подмышки, оставив на теле глубокую рану. Верзила упал и скрючился в агонии. Нуониэль пнул его своим красным сапогом в плечо, и бедолага перевернулся на спину. Кожаная броня, разрубленная в верхней части, открылась как крышка сундука, обнажив потный, волосатый торс, залитый кровью. Длинная рана над грудью пульсировала всё новыми порциями горячей крови. Разбойника трясло, и капли попадали ему в рот и глаза. Каким-то невероятным усилием воли этот поверженный человек дотянулся до лежавшего рядом изогнутого в полумесяц кинжала. Казалось, он сейчас соберёт в кулак свои последние силы и ударит клинком по красному сапогу, которым Тимбер Линггер надавил ему на окровавленный живот. Но рука разбойника медленно подняла клинок и коснулась остриём своей груди. Не в силах сказать и слова, разбойник лишь смотрел в глаза нуониэлю, моля о быстрой смерти. Тимбер понял, чего хотел от него этот человек и со всей силы наступил на клинок. Грубое остриё короткого оружия пробило грудину и, заставив умирающего шипеть, бурля попавшей в рот кровью, отправило его в лучший мир.
Воська выбрался из своего укрытия. Хлопая руками по бокам, словно курица, он осторожно ступал меж телами, сетуя на кошмарный вид и приговаривая: «что же это такое делается!» Навой направился к выходу. По пути старый солдат наткнулся на одного раненого бандита, который пытался куда-то ползти. Не придавая этому особого значения, Навой всадил ему свой топорик чуть ниже затылка. Вынув оружие из трупа, он окинул взглядом помещение, выискивая ещё кого-нибудь из врагов, кто ещё не совсем умер. Приметив такого, он подошёл к нему и проделал то же самое. Ещё одного, который лежал на спине, Навой без особых церемоний перевернул и снова засадил топор по позвоночнику в месте, где он входит в голову. Воська, каждый раз, когда Навой добивал врага, вскрикивал что-то вроде «упаси тебя свет» или «светлого тебе бытья».