Танцевальный фестиваль, проходивший в «Штадтхалле» – концертной площадке на семнадцать тысяч мест, – собрал четыреста шесть участников из тридцати двух стран. На праздник танца приехал и французский хореограф Ролан Пети со своей труппой «Балет Елисейских Полей». Рудольфу удалось посмотреть его «Сирано де Бержерака». Впервые увидев современный западный балет, он был потрясен радикально отличным подходом к классическому танцу – для него «таким новым и странным». Нуреев даже умудрился каким-то образом пообщаться с Пети за кулисами, хотя тот наказал организаторам, чтобы его не беспокоили. Юноша показался Пети «застенчивым и при этом чрезвычайно любознательным». Очарованный им француз отыскал переводчика. «Он сказал мне, что ему понравилась моя работа и что он надеется когда-нибудь танцевать на Западе»[83].
Меньше всего Рудольф ожидал встретить в Вене Мению Мартинес. Но она тоже приехала туда и прошла в марше с кубинской делегацией на параде Фестиваля молодежи. И тоже удивилась, встретив Рудольфа. «Что за наряд?» – вдруг придрался он к девушке. «В училище, – вспоминала Мения, – мы одевались неброско, в соответствии с духом того времени и вкусами русских людей. А в Вене я носила плотно облегающие, яркие брюки»[84].
«Посмотри, как ты одета! – попрекал ее Рудольф. – Так не годится. На тебя все будут пялиться!» Мении льстила его ревность. На протяжении нескольких последующих дней Рудольф практически не отходил от нее ни на шаг. «Мы могли бы пожениться здесь, в Вене», – предлагал он кубинке. Но та опять не согласилась. Семья на Кубе нуждалась в ней, да и слишком молоды они еще были; а выходить замуж тайком ей не хотелось, – так объяснила она свой отказ. Рудольфа огорчало то, что Мения постоянно думала о своем доме. Но вовсе не потому, что он искренне интересовался ее жизнью на Кубе.
Он просто желал быть в центре ее внимания. Всякий раз, когда его друзья были озабочены своими потребностями и проблемами или проявляли повышенный интерес к кому-то другому, Рудольф начинал сомневаться в их верности. «Я все время с тобой, – укорял он Мению, – а тебе, похоже, все равно». И Рудольф был прав. Мения переживала из-за тех перемен, что происходили тогда на Кубе, и Нуреев уже не стоял для нее на первом месте.
Кубинка приехала в Вену с группой певцов, танцовщиков и актеров под началом хореографа Альберто Алонсо, деверя балерины Алисии Алонсо. В надежде на приглашение выступить на Кубе, Рудольф попросил Мению представить его Альберто. Он побывал также на занятии в его классе, что советским танцовщикам категорически запрещалось. «Он не ходит с нашей делегацией и тренируется вместе с тобой. Ему не следует вести себя так», – предупреждала Мению Кургапкина, возможно, не только из опасения за них, но и из ревности.
Но успешное выступление Рудольфа на фестивале сделало в тот раз свое дело: на его проступки закрыли глаза. Вечером 16 августа они с Сизовой исполнили свое коронное па-де-де из «Корсара» и сорвали бурные аплодисменты семнадцати тысяч зрителей, собравшихся в «Штадтхалле». Об этом написал корреспондент «Известий», назвавший пару «молодыми посланниками советского балета». Они единственные в своей категории получили максимальную оценку – десять баллов! Рудольф был очень доволен таким результатом, пока не узнал, что еще две пары из их группы – Соловьев с Колпаковой и Максимова с Васильевым (из Большого театра) – тоже удостоились золотых медалей, хотя их оценки были ниже. «Мне такого уравнивания не надо», – рявкнул он на партнершу и не пошел с ней за медалями[85]. Спесь Рудольфа обидела Васильева, открыто похвалившего его на конкурсе в Москве. «Ему не нравилось, когда кто-то хвалил меня или Соловьева, – вспоминал Васильев. – А похвалы в свой адрес принимал как должное, поэтому люди его не любили. Он считал себя лучше любого танцовщика в окружении и очень ревностно оберегал свою славу. У нас не любили, когда кто-то выделялся. Мы считали это дурным тоном. Мы все одинаково много работали и все были равны».
После очередного слезного расставания с Менией Рудольф из романтики австрийской столицы попал в Болгарию. Там он купил своей матери меховую шубу. Известие о венском триумфе опередило танцовщика. (МОЛОДОЙ НУРЕЕВ – УНИКАЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН В БАЛЕТЕ – гласил заголовок в местной газете «Работническо дело».) На вокзале его встречала целая толпа почитателей. «Нуреев! Нуреев!» – скандировали они в приветствии, заталкивая в окно вагона корзины с персиками.
83
Задним числом легко вложить в слова Нуреева скрытое послание. Но Рудольф имел в виду именно то, что сказал – что его заинтересовала работа Пети, совершенно не похожая на все, что он видел в России, и что он рассчитывал когда-нибудь попробовать себя в разных стилях. На тот момент ему и в Кировском хватало вызовов. Чтобы вся труппа признала его непревзойденным, он должен был исполнить много ролей.
84
Советском Союзе считалось неприличным носить женщине брюки. Такую женщину могли не пустить в ресторан или любое другое общественное учреждение.
85
Ранее на конкурсе Нуреев станцевал сольную партию Фрондосо из «Лауренсии». Им с Сизовой не представилась возможность показать еще Valse Volonte – романтичное па-де-де, поставленное специально для них хореографом Леонидом Якобсоном. Положенный на музыку Шостаковича, этот вальс стал первым балетом, созданным для Нуреева.