Глава 9
Далекие сцены
После отъезда Мении Рудольф большую часть своего свободного времени проводил с Тамарой, изучавшей русскую литературу в Ленинградском университете. Со строго очерченными губами и густыми темными бровями, выгибавшимися безупречными дугами над задумчивыми глазами, она производила впечатление серьезной и целеустремленной девушки. «Ну, чему ты сегодня выучилась?» – спрашивал ее Рудольф при каждой встрече. Вскоре Тамара испросила для него разрешения посещать ее лекции. Увидев, насколько Рудольф жаден до чтения, она познакомила его с творчеством многих интересных русских писателей 20–30-х годов XX века, включая Бальмонта, Гумилева и Волошина, чьи книги можно было найти лишь в университетской библиотеке или в самиздате.
Самым волнующим открытием для Рудольфа стал роман Дж. Сэлинджера «Над пропастью во ржи», который он проглотил за один присест. Рудольф умудрился где-то раздобыть номер «Иностранной литературы» (журнала, публикующего переводную литературу), в котором он был напечатан. «Сегодня ночью тебе будет не до сна, – объявил он Тамаре, вручая ей журнал. – Ты не сможешь от этого оторваться!» В Холдене Колфилде Рудольф узнал такого же чужака, каким был он сам, бунтаря, презиравшего и высмеивавшего фальшь мира взрослых.
С каждым из своих немногочисленных друзей Нуреев общался по отдельности. Поскольку он редко выбирался в компании и не рассказывал одним знакомым о других, они едва знали друг друга. Рудольф продолжал встречаться с Любой и Леонидом (Ленькой) Романковыми, проводил с ними и с их спортивными друзьями выходные на Финском заливе, на даче товарища Любы по волейбольной команде. На их вечеринках Рудольф танцевал рок-н-ролл, но от игры в регби на снегу благоразумно отказывался, опасаясь чрезмерно перетрудить ноги – говорил, что «должен беречь копыта». Он был «с нами и в то же время не с нами, – написала в своих мемуарах Любовь, вспоминая, как Рудольф частенько бродил в одиночестве, любуясь морем и закатом солнца. – Иногда мне казалось, что он исподволь всех нас изучает».
Постичь его характер было нелегко. Он мог вскочить с места и уйти, но уже через минуту появлялся снова со счастливой ухмылкой. Он без обиняков высказывал свое мнение, не боясь задеть чьи-то чувства или попирать условности. Несмотря на то что Рудольф был откровенен с Тамарой, она понимала, что он видел в ней только подругу. В душе она, возможно, и надеялась, что их отношения станут более интимными. Но довольно быстро Тамара заметила: чем больше она сближается с Рудольфом, тем сильнее оберегает его Ксения. Да и ее собственные отношения с Ксенией стали более натянутыми, едва та заподозрила в ней соперницу. Тамара с Рудольфом регулярно ходили на концерты в филармонию. И нередко на выходе из театра встречали Ксению, которая поджидала их, чтобы увести Рудольфа домой. Иногда он замечал ее раньше и бормотал себе под нос: «Ксана». «И мы выходили через другой выход, чтобы не попасться ей на глаза, – вспоминала Тамара. – Он относился к ней очень хорошо, но она слишком давила на него, и ему это начинало надоедать».
Хоть и не столь демонстративно, но Пушкин заботился о Рудольфе не меньше жены. И уж коли все другие замечали, то и он – находясь все время рядом – не мог не замечать сексуального интереса Ксении к своему протеже. Но даже если Пушкин и догадался об этом, раскола в их семье это не вызвало. «Мы все знали об их странной жизни втроем, и разговоров об этом ходило много, – рассказывал Никита Долгушин. – Но никто за их спинами не посмеивался, из уважения к Пушкину. Он вел себя так, словно все это происходило не в его, а в какой-то другой семье». Однажды, когда Рудольф еще жил у Пушкиных, к ним в гости заскочила Нинель Кургапкина – послушать пластинки. Рудольф провел ее в крошечную комнатку с огромной кроватью и диваном. «А ты где спишь?» – спросила его Нинель. «Я? Здесь», – сказал Рудольф. «А Александр Иванович?» – не унималась обескураженная девушка. «Не знаю, – туманно ответил Рудольф, – они с женой там где-то спят».
Позднее Нуреев рассказывал друзьям, что к моменту отъезда из Ленинграда он спал и с Ксенией, и с Пушкиным. Одну приятельницу, знакомую с четой, его признание повергло в шок. Возмущенная тем, что Рудольф оказался способным на такое, она воскликнула: «Какой же ты безнравственный!» «Вовсе нет, – холодно возразил Нуреев. – Им обоим это нравилось». Со слов одного из коллег Пушкина, в молодости тот якобы состоял в гомосексуальных отношениях с братом одной из балерин Кировского. Но к тому времени, как в его доме начал жить Рудольф, слухи о той связи давно заглохли.