Недосягаемы вершины Памира, до чего высоко поднялись - с небом в объятиях живут.
Как же мал человек внизу, один только блеск ледников в глазах его слезится, печаль закралась, и даже орёл не донесёт до высоких пиков ту печаль, не царапнут когти цепкие вечность твёрдой воды.
Да, что там орёл, не всякая мысль поднимется до непрестанного сияния льдов.
Навсегда замёрзшие воды под холодной высотой ярких лучей твёрдо стынут; и с тои заснеженной крыши неба до вечного солнца рукой дотянуться можно. Ай!.. До чего велик мир под крышей Памира.
Искры лета пляшут среди скал, греют белые шапки островерхих гор, ласкают изумруды ледников. Студёное лето высокогорного Памира топит сверкающую гладь ледниковой нивы, блуждающие пучки яркого света слизывают леденец жизни, плачут скрывшиеся меж скалами хрустальные глыбы. Ручьи раскованной воды - лучи солнца вобравшие, моют горы, сливают растаявший лёд в корыта быстрой воды, в реки: Обигарм и Казылсу, Муксу, Обихингоу, в громкий Сурхоб - в Вахш устремляются потоки. Из сверкающих скал струится прозрачная как небо вода. Бесчисленными ручьями падает вниз бывший лёд, ударяются об острые камни берегов озверевшие потоки, пенятся завихрения пузырчатые - стекает сдавшаяся мерзлота жизни.
Холод неба падает в низины земли, - в изнывающие от жары пыльные плодородные острова бурой земли, застрявшие меж горами; малые равнины стелются коротко, тонет в них прохлада воды.
Вали, словно пред аксакалами предстал, снимает тюбетейку, кланяется с предгорья седому величию скал.
Бурлит быстрый Вахш, несёт сквозь ущелья светлые брызги... и, местами замирает поток, отдыхает вода в глубинах горного ущелья, ...вдруг прорывается и снова клокочет, - ревёт изголодавшимся звериным воем, пробирается ужатая узкими берегами гор ледяная вода. Крошит горы, сшибает гранитные слои, катит вниз огромные камни, до самой равнины катит, вышлифовывает острые рёбра сколов. Валунами усыпается расплывшееся в низине русло. Оседают в притихшей воде каменные медведи великаны. Окатыши словно: арбузы, гранаты, персики и черешни, как зёрна инжира: - в песок, в галечник превратились, - навсегда расстались с уставшей породой. Испокон веков устилает Вахш выпрямившуюся пойму реки, коврами каменных тысячелетий отслаиваются усмирившиеся горные наносы. Моет быстрая вода каменные склоны, стены берегов сглаживает, ласкает ненасытные щели. Местами ущелья гор сужают твёрдое корыто, вроде как перекрыть реку собрались. Будто два каменных пехлевана, друг на друга надвинулись, схватиться готовы. Близко сошлись вылизанные неровности каменных берегов.
Последний басмач Средней Азии - Ибрагим Бек, паха ахалтекинцу своему, изумрудными струями забрызгал, когда над ущельем вознёсся. Перепрыгнул породистый конь быстрый Вахш.
Красные кавалеристы, преследовавшие атамана, не решились испытывать прыгучесть будёновских лошадей, погарцевали над громким ущельем, подождали, пока Бек скроется с виду, и повернули обратно, доложили столице, что басмачество Востока, в год двадцатилетия Советов, ликвидировано навсегда.
Эх, эх - печален путь Вахша, давно нет Ибрагим Бека, а знаменитое ущелье взорвать решили. В узком месте русла, самая высокая в мире каменно - набросная плотина перекроет быструю реку.
Не под силу громкому Вахшу, мощные взрывы заглушить.
Камни, галька, песок - всё, что с гор сброшено рекой, реку преграждать будет. Широкая массивная тяжесть камней, стремнину воды удерживать, намерена, на триста метров поднимется столб водохранилища в верхнем бьефе гидростанций.
По всему Таджикистану расползётся энергия Вахша. Сто киловатт тока, в цену одной копейки вместятся. Водохранилище четверть высоты едва набрало, а грандиозная работа опытной турбины уже весь Нурек светом заливает, и сам город тоже новой архитектурой востока дышит. Хвала Великой революции расковавшей величие всего Среднего Востока.
Вали Ахматазимов вобрал весь простор, в кулябские небесные глаза; ладонью яркое солнце заслонил, высокое небо обнимает.
Выше горных скал его любовь к Зейнаб.
Он ладонью над головой высоко пальцами крутанул, верх неба указал: - Оууу! Хорошоу. Очень хорошая Зейнаб, - хороший калым давать надо. Ха!
Прохлада ночи по плотине расползается, ночная смена землекопов в фуфайках одета, бодро ходят. Белые прожекторы заливают речным светом отслоенную ширину насыпи.
Многотонные БелАЗы горбятся, муравьями ползут по наклонному серпантину, годами передвижения грунта не останавливается, весь нанос реки в плотину реки возвращается. Послойные каменные откосы мельчают составом частей, приближаясь к ядру, - ужимают с двух сторон ядро из жирной глины. Не просочится сквозь тяжёлую толщу плотины навечно запруженная вода.