В Одессе аукнется — в Нью-Йорке откликнется. Когда страсти докатились до Вашингтона, Госдеп всполошился, всерьёз испугавшись одессизации Америки. Кто-то из местных начитался Бабеля и решил, что если вслед за уже оккупированным Брайтоном Одесса хлынет в Бей Ридж и в Бенсонхёрст, то Нью-Йорк превратится в Чикаго с Аль Капоне номер два. Госдеп занервничал и преподнёс сюрприз, взвинтив до предела чемоданные настроения.
С первого октября 1989 года вводились новые правила. Желающие присутствием своим облагодетельствовать Западное полушарие, должны заполнить пространную анкету, заручиться поддержкой проживающих за океаном родственников и переслать её в находящийся в Вашингтоне иммиграционный центр. И ждать вызова на интервью в американское посольство. Рим и Вена — залы ожидания жаждущих эмигрировать в Америку — для тех, кто не получил разрешения к указанной дате, закрываются.
Безумие, охватившее очередь, — успеть бы отметиться до первого октября — залетело и в Шеллину форточку. И она вновь принялась за Изю. Парикмахер занервничал:
— Куда ты так торопишься?! Никуда от нас Израиль не убежит. Дай мне прийти в себя и стать человеком. Клянусь тебе, я не могу уже слышать эти ежедневные разговоры об отъезде. Ты дождёшься! Это будет на твоей совести — ты доведёшь меня до второго инфаркта! До Третьего еврейского кладбища!
— Не нервничай, никто тебя в шею не гонит. Хочешь подождать полгода — мы подождём. Но не забывай, что там медицина лучше, чем здесь.
Она умолкала, на время, и Изя, оставаясь один, задумывался: почему, впервые за столько лет, привидился ему Камердинер? Есть ли в этом знак свыше? Злой умысел, сглаз, колдовство, после которого и случился инфаркт?
И чтобы развеять сомнения, в очередной визит Шеллы в больницу он невзначай обронил: «Кстати, что там слышно у Оси? Он ехать не собирается?»
И понеслось.
— Ой, я тебе не говорила — твой братец совсем умом двинулся: завёл любовницу на работе и разводится с Мусей. Представляешь? Она ему в дочки годится: на двадцать лет моложе. Кобель вонючий! Как тебе это нравится?! Прожить вместе тридцать пять лет, вырастить двух дочерей и на тебе — подарочек. А каково Мусе — в пятьдесят пять лет остаться без мужа? Кому она теперь нужна не первой свежести?!
Изя слушал её рассеянно. О “встрече” с Камердинером он Шелле не рассказывал и тревожное предчувствие не покидало его. Хотя… Новости из Израиля продолжали поступать одна лучше другой — Славик работает, Регина осваивает курсы компьютерной бухгалтерии и берёт уроки вождения. Иврит тоже, слава Богу, двигается. Бэллочка заговорила. Путает два языка и иногда у неё очень смешно получается.
Кое в чём старик оказался прав, размышлял Изя. Но Славик? Нет, это немыслимо. Конечно, лучше быть поближе к Регине и подстраховать её, но ехать в моём состоянии — просто безумие. Надо подлечиться.
Шелла изменила тактику:
— Давай начнём оформлять. Отказаться или выехать позже мы всегда успеем. Главное — подать документы. Ты же знаешь, их ещё полгода будут рассматривать.
Капля камень точит — Изя сдался.
Переводом стрелок эмиграционных путей порой занимается случай. Яша, родной брат Славы Львовны, позвонил ей из Нью-Йорка и предложил свои услуги — если она хочет ехать, пусть пришлёт данные на всю мишпуху, а он подаст документы и обеспечит гарант — это будет надёжнее и быстрее.
С братом, уехавшим в начале семидесятых, Слава Львовна почти не общалась, опасаясь опальным родством испортить Регинино будущее, но раз наступили новые времена и стали выпускать, она запустила Шелле пробный шар: может, лучше подумать об Америке? Во-первых, там спокойнее, чем в Израиле, во-вторых, есть Яша, который поможет на первых порах, а в третьих, Нью-Йорк имеет вэлфер и эсэсай — государственные программы, которые позволят, если они не сумеют найти работу, безбедно прожить до гробовой доски. А Регину мы к себе перетащим…
Шелла, не спрашивая согласия Изи, — зачем лишний раз его волновать — дала добро и на этот вариант — пусть дядя Яша подаёт. Дальше видно будет.
Увы, Хуна Абович и на этот раз оказался прав. Звонок Регины вскоре после Нового Года был на грани истерики: Славик ушёл из дому. Он спутался с женой приятеля, с которым они в прошлом году подружились в ульпане. Весь год он тайно крутил с ней шуры-муры. А теперь, когда та устроилась в госпитале, она оставила мужа, сняла квартиру и увела Славика.
— Мама, я не выдержу этого! — кричала Регина в трубку. — Я сброшусь с обрыва!
— Доченька, пожалей нас с папой, — плакала в ответ Шелла. — Подумай о Бэллочке…
Она звонила родителям Славика и умоляла их повлиять на сына.
— Что мы можем сделать, — вздыхала Славика мама, — когда он нас тоже не слушает.
А папа добавлял:
— Чтобы ни произошло, мы от нашей внучки не откажемся. И Регина вправе на нас рассчитывать. Вы должны это знать и сказать ей. А может, всё ещё кончится хорошо, он погуляет, перебесится и вернётся в семью…
— И вы в это верите? — плакала Шелла. — Вы не должны пускать его в дом, раз он такой. Надо повлиять на него. В такую минуту оставить жену с двухлетним ребёнком! Когда идёт война и иракские ракеты падают на Израиль! Разве он думает о ребёнке? О её счастье?!