О, пожалуйста, только не останавливайся.
Терзай меня еще, уведи в этот мир порочных и развратных чувств, дай забыть о реальности и том, что тебя в ней скоро не станет.
Он переходит на другую грудь и методично, словно проводит лабораторное испытание, начинает все сначала.
Касается — гладит — шлепает — гладит.
И когда, я уже начинаю поскуливать и стискивать бедра, волнуясь, как бы оттуда просто не вылился водопад, он сносит мне крышу.
Нет, не в прямом конечно смысле. Просто то, как он обхватывает по бокам мои титьки, приподнимает, стискивает вместе, принявшись рьяно вылизывать соски, бросает меня в пропасть экстаза.
В глазах темнеет, ноги подкашиваются и чтобы не упасть я выгибаюсь и прикладываюсь затылком к стене, держусь руками.
Уже давно забыты горечь семейной ссоры с мужем. Страх, что меня могут обвинить в связи с боссом, комплексы и ответственность.
Все забыто, все вокруг плывет под этим яростным напором твердых губ и сильного властного языка.
Еще, еще.
Лижи соски, всасывай их в рот, прикусывай, сжимай грудь.
Не нужен секс, не нужен оргазм, важно только эта острая, ноющая боль от пытки над моими девочками.
Мои руки, безвольными ниточками, свисающие вдоль тела, неосознанно тянутся к его голове.
И это было ошибкой.
Он, как хищник предвосхищает мои действия, резко отрывается от моей груди и хватает за руку.
Его взгляд требует подчинения, непоколебим, оскал пугает и будоражит, и я невольно сглатываю и часто-часто выдыхаю горячий воздух.
Что же сейчас будет? Как он меня накажет за неповиновение, и не улыбается ли он, потому что ждал именно этого?
— Кажется, был только приказ, раздеться. Верно, Олеся?
— Верно, — рваный шепот.
— Я разве говорил, чтобы вы ко мне прикасались?
— Нет.
— Тогда вы должны получить свое наказание за самовольство, Олеся?
О, да, накажи меня! Сделай, хоть что-то, только уйми зуд между ног, и невыносимое, срывающие моральные рамки желание.
— Должна, — только и шепчу я, как вдруг резко оказываюсь лицом к черному глянцевому комоду.
Прохор держит меня за талию одной рукой, а второй сметает с поверхности все лишнее — ключи, кошелек, карта доступа.
Он нагибает меня, и со шлепком опускает на комод распластав по нему грудь. Затем несильно бьет по ногам, заставляя их расставить в стороны.
На мне все еще трусики, но он быстро их стягивает и засовывает мне же в рот.
Я глубоко вздыхаю, когда чувствую его пальцы в себе.
Сразу два и сразу глубоко.
Но эта приятная тяжесть внизу, быстро сменяется резким дискомфортом, когда вторая его рука, негодница, со смачным шлепком опускается мне на ягодицу, срывая с губ лишь мычание.
И я понимаю, сейчас просить пощады бесполезно, Прохору нужно на ком-то спустить пар, раздражение рабочего утра.
И, — еще шлепок, — я готова ему в этом помочь.
Глава 8. Прохор
Ни одна картина в Третьяковке не выглядит лучше, чем это.
Коленно-локтевая поза, оттопыренная задница, тонкая талия, и алое пятно, растекавшееся по белой плоти.
Только одно то, как рука жалит жопу давало в мозг новый приступ дури. Новую порцию морфина.
И там между булочками, что так упруго-охуенно дрожат после очередного хлесткого удара, розовая мягкая взбухшая плоть и дырка, которая так туго обхватила два пальца.
Туда, глубоко и обратно. Туда, провернуть, и вытащить. Туда резко, и ощущать как тесно внутри, представлять на месте пальцев свой каменный член, что уже неприятно упирался в боксеры.
Вытаскиваю пальцы, смотрю, как белая густая смазка уже забилась под ногти, не удерживаюсь, пробую на вкус. Лимон с сахаром, не меньше.
Новый удар по заднице. Вскрик. А пальцы все еще во рту.
Олеся мычит и зажимает тонкими пальцами углы комоды, голова лежит на щеке, по ней слеза. Ей больно, но судя по обильной смазке, это не единственное чувство, что ее терзает.
Хочу ее трахнуть, вытрахать как классную шлюху, чтобы кричала, чтобы сиськи тряслись, а ноги сжимали бедра. Но сегодня она не заслужила.
Она должна научиться подчиняться, выполнять любое мое требование беспрекословно, с радостью.
И сейчас я буду ее учить.
Оставляю ее такой: униженной, с распластанными сиськами по глянцевой поверхности комода, со слезами на глазах, кляпом во рту и иду в сторону кухни.
Постоянно оглядываюсь. Эта картина бы порадовала любителей НЮ.
Охуенный вид и фигура охуенная, такая как надо. Ни выпирающих костей, ни ручек спичек.
Женственная нормальная. Такая, что в этой позе открывается наилучшие ее достоинства.
Наливаю в блюдце молока и ставлю на пол. Вижу, что внимательно смотрит за моими действиями, взглядом ищет кошку. Еще не понимает.
Наивная.
Хочу видеть ее глаза, когда буду трахать сиськи.
— Встань! — резкий, как удар плетью приказ и она звучно отрывает от комода сиськи, поворачивается и я вижу порозовевшее пятно и торчащие соски. Смотрят на меня, просятся в рот.
— На колени.
Вздрагивает, выпрямляет спину. Так приятно знать, что она сама хочет всего, что я приказываю. Течет. Во рту кляп, и она не посмеет его вытащить. Дрожит пока опускается на колени и смотрит, смотрит.
То на меня, то вниз, где член уже почти разорвал ткань брюк.
Вытаскиваю. Пусть любуется.
— Теперь ближе и соски свои сжимай.
Провожу по члену рукой, он такой твердый, что впору дрова колоть.
Она наблюдает жадно, восторженно, ей нравится, а мне нравится, что она хочет его в рот, что внутренне облизывается и мнет титьки.
Смотрю, как она виляет задницей, как длинные волосы постоянно задевают соски. Я уже на грани.
Вчерашняя рука не помогла, хотя я и обильно забрызгал экран, в который пялился на грудь Олеси.
Останавливаю рукой, не даю приблизиться, беру за хвост и заставляю смотреть мне в глаза
— Скажи, что ты послушная, — требую, вытаскиваю кляп и прижав к носу втягиваю одуряющий запах. — Говори.
— Я послушная, — оттягиваю сильнее волосы, давлю в кулаке член. Зуд просто нестерпимый. Вожу им по ее раскрасневшемуся лицу, губам.
— Скажи, что выполнишь все, что я хочу.
А я очень много хочу с тобой сделать голубка.
— Выполню, — сглотнула, облизнулась, не отрывая взгляда от моего лица, — все что ты хочешь.
Смотрит внизу, чтобы насладилась зрелищем, как вбиваюсь в кулак.
Смотри, смотри, скоро на месте руки, окажется твой маленький рот.
— Внизу миска. Лакай.
Она недоуменно смотрит. Не знала о таком, но и слова против не говорит.
Наклоняю ее лицо, ниже, задевая член, к миске и башню сносит от того, как ее язычок мелькает в миске, забрызгивает губы и щеки молоком, так похожим на капли спермы.
Обхожу ее по кругу, смотрю на истекающую влагой вагину.
— Пальцы вставь себе в пизду и трахай.
Он вздрогнула от звука моего хриплого, как у заядлого курильщика голоса, но подчинилась. Пальчики пробираются между складок. Проникают. Мелькают внутрь и наружу.
Заводит. Еще сильнее. Проблемы на работе сразу отходят на второй план, и вообще весь мир сереет кроме этих розовых манящих губ и движений.
Сейчас бы кончить и тогда совсем хорошо станет.
Смотрю на задницу, киску, на язычок. Больше не могу.
Подхожу, беру за лодыжки — надеюсь получится.
— Руки на пол, — ставит. — Мышцы напряги, спину выпрями.
Слушается. Наверное, удивлена. Еще бы. Нахуй нужен такой акробатический номер? И кроме «Хочу» на ум ничего не приходит.
Но сейчас если пойти в постель, то можно оттуда до утра не вылезти. С такой то бабой, с такой-то пиздой. Две розовые губки, как у девственницы, выбритые, сладкие. Не растраханные пёзды, а почти розовый сладко-пахнущий бутон.
Поднимаю ей вверх, подтягиваю, прижимая к себе и держу за талию. Напрягаю мышцы, зная что продержусь так минут пять.
— В рот бери, — новый приказ и волна экстаза огненной плетью прямо в мозг.