IX.
Всю ночь Агаѳья Петровна спала очень скверно и поэтому встала раньше обыкновеннаго. Раздумавшись о самовольных квартирантах, она удивлялась сама себе, как это пустила их в чужую комнату -- неизвестно откуда приехали какия-то две птицы, силой захватили комнату и расположились, как у себя дома. Старушка разсердилась до того, что у ней затряслась голова. Она, вместо двух обыкновенных чашек чаю, выпила всего одну, а до хлеба и совсем не дотронулась. -- Нет, это уж нахальство!-- решила она вслух.-- А что я m-me Понсон скажу? Прежние артисты так никогда не делали. Агаѳья Петровна несколько раз подходила прислушаться к дверям в комнату квартиранток -- спят себе, как зарезанныя, а мамаша насвистывает носом, как пожарная труба. Утро выдалось самое неприятное, дождь так и лил, как из ведра, а погода всегда действовала на старушку очень тяжело -- ныли старыя кости, и делалось тошно жить на свете, как было и теперь. Время точно остановилось. Бежавшая с потока дождевая вода раздражала нервы, а в окно едва глядела белесоватая мгла, вместо дневного света. -- И Бархатовой никакой не помню...-- бормотала Агаѳья Петровна, шагая по своей комнате.-- Потом назвалась Ландышевой -- и такой не бывало. Врет что-нибудь. Квартирантки едва проснулись только к двенадцати часам, и Дарья Семеновна вышла с красными, заспанными глазами, чтобы справиться, готов или нет самовар. -- А я все думаю, что m-me Понсон будет меня бранить,-- встретила ее Агаѳья Петровна,-- так уж вы лучше того... Здесь есть квартиры в Театральной. -- Что такое?.. -- Я говорю, хорошия есть квартирки у нас в Театральной... Вот у портного Сестюнькина, у сапожника... -- Послушайте, Агаѳья Петровна, как я ни уважаю вас, но меня это бесит: я пойду к сапожнику Сестюнькину?!.. -- Это портной Сестюнькин, а у сапожника другая фамилия, да я забыла... -- Ах, это все равно, какая фамилия!.. А только вы забываете, что у меня взрослая дочь. Признаться сказать, я этого не ожидала именно от вас. -- Конечно, девушка большая... это точно...-- согласилась упрямая старушка, которой уж надоело сердиться с пяти часов утра. Самовар пришлось Дарье Семеновне поставить самой, а потом не было хлеба к чаю -- одна неприятность за другой. -- Варенька, ты сходишь за хлебом в булочную...-- ласково заговорила Дарья Семеновна, возвращаясь в свою комнату.-- Тут у самаго театра, на углу... -- В такую погоду?..-- изумилась девушка, мечтавшая о горячем чае.-- Ни за что!.. -- Ты возьмешь мне эти маленькия булочки с солью, какия я люблю, а себе французскую булку... Пожалуйста, поскорее!.. -- А целоваться с этой старушонкой не будешь заставлять?.. -- Ах, Варенька, Варенька, как ты меня мучишь разными пустяками!-- взмолилась Дарья Семеновна.-- Точно я для себя хлопочу... -- Мама, да ведь дождь идет... Пришлось самой сходить в булочную, и в награду Дарья Семеновна начерпала в калоши грязи. Вообще утро началось прескверно, а ей к двум часам необходимо было отправиться по делу. Утешала только Варенька, которая встала сегодня такая свежая и, кажется, успела пополнеть за одну ночь. В своем простеньком домашнем платье из розоваго ситца она выглядела такой милой bébé, что Дарья Семеновна невольно припомнила свою молодость, когда даже ея птичий нос находили красивым. Агаѳьл Петровна приплелась посидеть на людях, тоже внимательно всматривалась в ingénue и глазом знатока оценила все достоинства и недостатки: "Ничего, есть кровь, только какая-то она деревянная... Впрочем, это пройдет со временем". -- Вы тут посидите, а я сезжу по делу,-- говорила Дарья Семеновна, облекшись в перекрашенное шелковое платье и новую осеннюю шляпу с синим пером. -- Хорошо, хорошо... с Богом,-- провожала Агаѳья Петровна и даже перекрестила квартирантку на неизвестный подвиг. Варенька как-то равнодушно посмотрела на драповое пальто матери с выцветшей отделкой, на зонтик антука и высокую шляпу, и погрузилась в дремоту. Выйдя на улицу, Дарья Семеновна сейчас же взяла извозчика и велела ехать сначала прямо, потом направо,-- она помнила улицы,-- пока экипаж не остановился у подезда квартиры Куваева. -- Ты меня подождешь,-- приказывала она извозчику, дергая за звонок. Отворил двери Егор и вежливо посторонился, что означало в переводе, что доктор дома. Дарья Семеновна разделась и величественно вошла в приемную. Навстречу ей сейчас же вышел сам Куваев, одетый в серую домашнюю визитку. -- Артистка Бархатова,-- отрекомендовалась Дарья Семеновна, величественно закидывая голову назад и меряя доктора с головы до ног. -- Очень приятно... Чем могу служить?.. Не угодно ли вам садиться... Доктор придвинул кресло, в которое артистка и поместилась, довольно эффектно откинув запутавшийся подол платья ногой. Она, прежде чем заговорить о деле, осторожно огляделась. Эти прелиминарии всегда бесили Куваева, а теперь у него вдобавок еще была своя работа. -- Я приехала к вам по очень важному делу,-- с достоинством заговорила Дарья Семеновна.-- Можно сказать, по общему для нас делу... Я -- мать Елены Михайловны Вьюшиной-Запольской. Дарья Семеновна хотя и разсчитывала на эффект этой фразы, но произведенное ею действие превзошло все ожидания: доктор как-то растерялся, вопросительно пожал плечами и принялся теребить бороду. -- Извините, может-быть, я ошибаюсь...-- бормотал он, пожимая плечами.-- Мне кажется, что здесь недоразумение. -- То-есть как это недоразумение?.. Позвольте, милостивый государь, я-то могу, кажется, хорошо знать, что Елена была моя родная дочь... -- А я даже не подозревал этого обстоятельства... то-есть что у Елены Михайловны есть мать, и что она приедет сюда. Очень приятно познакомиться в таком случае, но все это так неожиданно для меня... -- Неужели Елепа ничего вам не говорила, когда умирала?-- другим тоном спрашивала Дарья Семеновна, вынимая платок.-- О, она всегда так любила меня, бедняжка... Вероятно, боялась, что известие о ея смерти убьет меня прежде времени!.. Она поднесла платок к глазам, а Куваев нахмурился -- он верил и не верил, что пред ним сидит бабушка Маляйки. Ведь если сама Елена Михайловна ничего не говорила о матери по своим личным соображениям, то об этом могли сказать другие, и никто ни одного слова!.. Нет, это какая-нибудь дурацкая мистификация, а эта дама просто сумасшедшая. -- По вашему лицу я вижу, что вы мне не верите...-- предупредила его Дарья Семеновна с горькой улыбкой.-- Но вы убедитесь, когда я представлю свои документы... Наконец вся Хомутовская труппа меня знает!.. Все это говорилось таким убежденным тоном, что нельзя было не поверить, и доктор с особенным вниманием посмотрел на лицо своей гостьи с подозрительными красными жилками, подведенными гл