ать, я этого не ожидала именно от вас. -- Конечно, девушка большая... это точно...-- согласилась упрямая старушка, которой уж надоело сердиться с пяти часов утра. Самовар пришлось Дарье Семеновне поставить самой, а потом не было хлеба к чаю -- одна неприятность за другой. -- Варенька, ты сходишь за хлебом в булочную...-- ласково заговорила Дарья Семеновна, возвращаясь в свою комнату.-- Тут у самаго театра, на углу... -- В такую погоду?..-- изумилась девушка, мечтавшая о горячем чае.-- Ни за что!.. -- Ты возьмешь мне эти маленькия булочки с солью, какия я люблю, а себе французскую булку... Пожалуйста, поскорее!.. -- А целоваться с этой старушонкой не будешь заставлять?.. -- Ах, Варенька, Варенька, как ты меня мучишь разными пустяками!-- взмолилась Дарья Семеновна.-- Точно я для себя хлопочу... -- Мама, да ведь дождь идет... Пришлось самой сходить в булочную, и в награду Дарья Семеновна начерпала в калоши грязи. Вообще утро началось прескверно, а ей к двум часам необходимо было отправиться по делу. Утешала только Варенька, которая встала сегодня такая свежая и, кажется, успела пополнеть за одну ночь. В своем простеньком домашнем платье из розоваго ситца она выглядела такой милой bébé, что Дарья Семеновна невольно припомнила свою молодость, когда даже ея птичий нос находили красивым. Агаѳьл Петровна приплелась посидеть на людях, тоже внимательно всматривалась в ingénue и глазом знатока оценила все достоинства и недостатки: "Ничего, есть кровь, только какая-то она деревянная... Впрочем, это пройдет со временем". -- Вы тут посидите, а я сезжу по делу,-- говорила Дарья Семеновна, облекшись в перекрашенное шелковое платье и новую осеннюю шляпу с синим пером. -- Хорошо, хорошо... с Богом,-- провожала Агаѳья Петровна и даже перекрестила квартирантку на неизвестный подвиг. Варенька как-то равнодушно посмотрела на драповое пальто матери с выцветшей отделкой, на зонтик антука и высокую шляпу, и погрузилась в дремоту. Выйдя на улицу, Дарья Семеновна сейчас же взяла извозчика и велела ехать сначала прямо, потом направо,-- она помнила улицы,-- пока экипаж не остановился у подезда квартиры Куваева. -- Ты меня подождешь,-- приказывала она извозчику, дергая за звонок. Отворил двери Егор и вежливо посторонился, что означало в переводе, что доктор дома. Дарья Семеновна разделась и величественно вошла в приемную. Навстречу ей сейчас же вышел сам Куваев, одетый в серую домашнюю визитку. -- Артистка Бархатова,-- отрекомендовалась Дарья Семеновна, величественно закидывая голову назад и меряя доктора с головы до ног. -- Очень приятно... Чем могу служить?.. Не угодно ли вам садиться... Доктор придвинул кресло, в которое артистка и поместилась, довольно эффектно откинув запутавшийся подол платья ногой. Она, прежде чем заговорить о деле, осторожно огляделась. Эти прелиминарии всегда бесили Куваева, а теперь у него вдобавок еще была своя работа. -- Я приехала к вам по очень важному делу,-- с достоинством заговорила Дарья Семеновна.-- Можно сказать, по общему для нас делу... Я -- мать Елены Михайловны Вьюшиной-Запольской. Дарья Семеновна хотя и разсчитывала на эффект этой фразы, но произведенное ею действие превзошло все ожидания: доктор как-то растерялся, вопросительно пожал плечами и принялся теребить бороду. -- Извините, может-быть, я ошибаюсь...-- бормотал он, пожимая плечами.-- Мне кажется, что здесь недоразумение. -- То-есть как это недоразумение?.. Позвольте, милостивый государь, я-то могу, кажется, хорошо знать, что Елена была моя родная дочь... -- А я даже не подозревал этого обстоятельства... то-есть что у Елены Михайловны есть мать, и что она приедет сюда. Очень приятно познакомиться в таком случае, но все это так неожиданно для меня... -- Неужели Елепа ничего вам не говорила, когда умирала?-- другим тоном спрашивала Дарья Семеновна, вынимая платок.-- О, она всегда так любила меня, бедняжка... Вероятно, боялась, что известие о ея смерти убьет меня прежде времени!.. Она поднесла платок к глазам, а Куваев нахмурился -- он верил и не верил, что пред ним сидит бабушка Маляйки. Ведь если сама Елена Михайловна ничего не говорила о матери по своим личным соображениям, то об этом могли сказать другие, и никто ни одного слова!.. Нет, это какая-нибудь дурацкая мистификация, а эта дама просто сумасшедшая. -- По вашему лицу я вижу, что вы мне не верите...-- предупредила его Дарья Семеновна с горькой улыбкой.-- Но вы убедитесь, когда я представлю свои документы... Наконец вся Хомутовская труппа меня знает!.. Все это говорилось таким убежденным тоном, что нельзя было не поверить, и доктор с особенным вниманием посмотрел на лицо своей гостьи с подозрительными красными жилками, подведенными глазами и этим птичьим носом. Он напрасно искал какой-нибудь черточки фамильнаго сходства и ничего не находил. Этот немой допрос в свою очередь взбесил Дарью Семеновну, которая покраснела вдруг, как морковь: ее оскорбляли в самых святых материнских чувствах. Глухое недовольство накоплялось с самаго утра и готово было прорваться каждую минуту горячим потоком,-- этот лекаришка еще над ней же и ломается. -- Я сказала, что приехала по делу...-- начала Дарья Семеновна, стараясь сохранить деловое спокойствие.-- После моей дочери остался ребенок... Доктор, наклонив голову в знак согласия и заложив руки в карманы, принялся шагать по комнате. -- Ребенка взяли на воспитание вы, как я слышала... В этот момент я была в Таганроге и, связанная контрактом, не могла, к сожалению, приехать сейчас же, а вы были настолько добры... Одним словом, вы приняли чисто-родственное участие в судьбе маленькаго сироты и, конечно, не позабыли принять некоторыя меры относительно оставшагося наследства. -- Послушайте, я этого решительно ничего не знаю: я взял ребенка и только. А что касается имущества, то у Елены Михайловны есть отец, который, вероятно, знает это дело лучше меня... -- Так, значит, это правда, что все имущество Лены попало в лапы этого прощалыги Хомутова?-- азартно спрашивала Дарья Семеновна, грозно поднимаясь с места. -- И на это не могу ничего сказать: я брал ребенка, а не имущество вашей дочери... -- Позвольте, господин доктор... Принимая ребенка, вы должны были подумать о его судьбе: сегодня вы его взяли, а завтра выкинете на улицу -- я говорю к примеру. Я отказываюсь понимать вас в таком случае... По закону прямым наследником является один ребенок, а не родители умершей. Должна быть опека... Я знаю, что у Лены остались деньги, наконец у нея были ценныя вещи. -- С юридической стороны вы совершенно правы, но я не вмешиваюсь в эти дела и попрошу вас раз и навсегда оставить меня в покое по этому поводу,-- сухо проговорил доктор, делая энергический жест. "Подлец, зацапал Ленины денежки вместе с Хомутовым,-- думала Дарья Семеновна, хрустя пальцами.-- По роже видно, что врет... Вот еще человек навязался!.." -- Потом я должен вам сказать, что совсем не желаю ставить себя в фальшивое положение,-- продолжал доктор с возраставшей энергией.-- Свидетелем последних дней был господин Булатов, который может вам передать, что сама Елена Михайловна взяла с него слово ни в чем не вмешиваться в судьбу Маляйки... Думаю, что это относилось и к вам, иначе Елена Михайловна сделала бы оговорку... -- Вы хотите сказать, что она забыла родную мать?.. Нет, вы жестоко ошибаетесь, господин доктор, и я могу представить вам целый ряд писем... Впрочем, из этого разговора можно подумать, что я какая-нибудь интересантка,-- нет, для меня дорога только судьба несчастнаго ребенка. Надеюсь, вы оцените мои чувства... Я в ней потеряла все... да, все!.. Приложив платок к глазам, она слабым голосом добавила: -- Могу я, по крайней мере, видеть ребенка?.. -- Я не имею права вам отказать... Появление Дарьи Семеновны в детской смутило и перепугало Пашу, которая испуганными глазами смотрела на смущеннаго доктора. Маляйка не обнаружил и тени родственных чувств, а когда Дарья Семеновна хотела его взять на руки, он обнаружил все признаки самаго отчаяннаго протеста и, как поросенок, с визгом покатился по полу. -- Что это у тебя, милая, какой безпорядок везде...-- строго заметила Харья Семеновна оторопевшей кормилице.-- Для ребенка это очень нездорово. Вон тут и белье у печки сушится и какая-то дрянь в кастрюлечке киснет... Так нельзя, милая!.. Маляйка только-что начинал ползать по полу и смотрел на бабушку своими большими серыми глазами очень сердито. Когда та сделала вторую попытку приласкать его, он кубарем, как медвежонок, кинулся к Паше и сейчас же зарылся в складках ея ситцеваго платья. Дарья Семеновна опять прибегла к действию носового платка и несколько раз провела им по глазам -- бедный, бедный ребенок, который не узнает материнской ласки!.. В заключение она все-таки поймала Маляйку и долго целовала его, не обращая внимания на крик и гримасы капризничавшаго внучка. -- Это ангел!-- шептала счастливая бабушка, передавая Маляйку Паше. На первый раз все дело этим и закончилось. Доктор, присутствуя при сцене родственнаго свидания, не проронил ни одного слова. Паша догадалась чутьем, что за птица эта большеносая дама, и грустно смотрела то на Маляйку, то на доктора. Вернувшись в приемную, Дарья Семеновна уселась на прежнее место, не оставляя платка; она, кажется, думала остаться здесь надолго. -- Я должен извиниться пред вами...-- заявил доктор, поглядывая выразительно на свои часы.-- У меня есть пациенты, которые не могут ж