XV.
Бывают странныя пробуждения: проснется человек и сразу почувствует, что он совсем другой, и что прошлое отделено неизгладимой чертой. Так бывает, когда ложишься здоровым, а проснешься больным -- там где-то назади легла эта роковая черта, которая в будущем грозит вам каким-то страшным призраком. В собственном теле вы чувствуете что-то постороннее, лишнее, что заставляет вашу мысль работать совсем иначе, чем она работала вчера, когда вы так беззаботно уснули. Душу охватывает какой то животный ужас, и ум, этот всегдашний наш покорный слуга, отказывается работать, уступая место надвигающейся грозе. Именно так проснулся доктор Куваев в четверг на масленице. Было уже двенадцать часов. В окна спальни глядел серенький зимний день,-- снег покрыл все за ночь ковром, и небо заволокли кучившияся, хмурыя облака. Где-то, точно под землей, пролаяла собака. Прежде всего Куваев почувствовал тяжесть в голове и неприятную усталость во всем теле. Да, он вчера порядком встряхнулся... "Подлец!..-- со страхом подумал он, припоминая подробности вчерашней пирушки.-- Да, подлец..." Эта мысль заставила его сесть на кровати и протереть слипавшиеся глаза, точно он желал убедиться, что не спит. Нет, он пооснулся, значит, все это правда, что было вчера... -- Да, подлец...-- уже вслух проговорил Куваев. Он быстро оделся, умылся два раза, понюхал какого-то спирта и вышел в столовую, где кипел прикрытый крышкой самовар. На скрип двери послышались тяжелые шаги Егора. -- Меня никто не спрашивал?..-- задал он первый вопрос. -- Никак нет-с, ваше благородие. Куваевым овладела глупая и малодушная мысль: вот-вот налетит Дарья Семеновна и устроит ему самую скандальную сцену... Прислуга будет выглядывать из дверей, может подвернуться кто-нибудь из пациентов. Как однако все это могло случиться?.. Да, он был пьян, как скотина, и вообразил себе, что Варенька такая же, как те женщины, с которыми ему приходилось встречаться раньше. В таком случае, затем она отдавалась ему?.. Ужели она любит его?.. Прихлебывая чай из стакана, Куваев возстановлял картину вчерашняго безобразия во всех ея подроблостях. Ах, как все это было дико и гнусно, а он, доктор Куваев, поступил, как загулявший купеческий саврас. Нет, хуже... Как порядочный человек, он первый должен был предостеречь неосторожную девушку от подобной компании и просто-напросто увезти домой, прочитав приличную нотацию, а вместо этого он своими руками столкнул ее в яму, из которой нет выхода. Она увлеклась по своей неопытности и просто глупости, а он этим воспользовался, как распоследний трактирный герой. Теперь он припоминал, как в шестом часу вышел из "Калифорнии" под руку с Варенькой, как совал деньги на чаек ухмылявшейся прислуге, как проводил девушку до ея квартиры и не решился войти из страха встретиться с Дарьей Семеновной. Что у них там было?.. А Варенька так крепко пожала ему руку и еще раз поцеловала его на прощанье... По странной ассоциации идей, ему припомнилась фотография старушки-матери, стоявшая у него на столе и смотревшая на него такими хорошими, добрыми глазами. Что она сказала бы, если бы могла знать прошлую ночь?.. Куваеву вдруг сделалось страшно и стыдно: неужели это был он, доктор Куваев, получивший высшее образование? У Вареньки не было даже брата, который размозжил бы ему голову пулей, как делают с негодяями и мерзавцами. Вчера он, Куваев, побоялся войти в квартиру Орловой, а сегодня боится, что вот-вот заявится Дарья Семеновна требовать удовлетворения за свой позор. Что-нибудь нужно было делать, а прежде всего, конечно, необходимо увидеть Вареньку: что она?.. В душе Куваева затеплилось какое-то еще не испытанное им, хорошее чувство к этой глупенькой девушке, когда ои припоминал ея лицо и голос... Как хорошо она вчера пела!.. -- Э, будь, что будет!-- решил Куваев и отправился прямо в Театральную улицу. Подезжая к знакомому двухэтажному дому, доктор переживал неприятное и тяжелое чувство, как человек, виноватый кругом, для котораго даже не может быть оправдания. Он боялся какой-нибудь резкой выходки со стороны Мак-Магона и вперед испытывал лихорадочное состояние. В передней он остановился, чтобы перевести дух. Из комнаты Дарьи Семеновны доносился страшный гвалт, хотя с перваго раза он голосов и не мог разобрать. "Ну, началось!" -- подумал он, осторожно постучавшись в дверь, чего раньше не делал. Но его не слышали, и голоса продолжали спорить, с прежним азартом. -- Я вам говорю, Дарья Семеновна!.. -- А я вам говорю, Лидия Васильевна!.. Куваев постучался еще раз, и в комнате вдруг все затихло. -- Это вы, доктор?-- послышался голос Дарьи Семеновны, и, что поразило Куваева, в нем слышались ласковыя поты. Это его ошеломило, потому что он не допускал даже мысли, что театральная мамаша могла остаться в счастливом неведении относительно вчерашняго исчезновения Вареньки. -- Войдите...-- послышался голос Вареньки, и она сама показалась на пороге в своем домашнем ситцевом платье. "Бедная Лили" и Мак-Магон с красными лицами и опухшими глазами сидели в ночных кофтах за кофе и сочли своим долгом сконфузиться, когда Куваев поздоровался с ними. Дарья Семеновна, в качестве хозяйки, нырнула за ширму и уже из-за этой засады обявила: --А мы тут чуть не разодрались с Лили... Представьте себе, она уверяет, что, когда мы играли в Ташкенте, будто бы у ней глаза были голубые. -- А если, действительно, были голубые?-- спросила m-me Понсон.-- Теперь темные, а тогда были голубые. Я знаю одну даму, у которой глаза три раза меняли цвет. Ведь это бывает, доктор? -- У маленьких детей иногда случается...-- решил Куваев спор, не решаясь взглянуть на Вареньку. -- Там климат особенный,-- не унималась m-me Понсон,-- континентальный климат, а это что-нибудь значит... Куваеву сделалось даже смешно за то трагическое настроение, с каким он явился сюда: получалась настоящая буффонада. Варенька держала себя, как всегда, и только на лице оставалась легкая тень от безсонной ночи, но Куваеву оно, это лицо, сегодня так нравилось, и он несколько раз взглядывал на него с особенной нежностью. Варенька опускала глаза и чуть заметно краснела. Когда Лили ушла к себе, а за ней вывернулась из комнаты и Мак-Магон, девушка бросилась Куваеву на шею и ласково припала головой к его плечу. -- Я ужасно спать хочу...-- шептала она.-- А мама-то хороша, она после меня явилась, и обе с Лили пьяныя!.. Я слышала, как оне пришли, и притворилась, что сплю... Это было так смешно. Куваев порывисто целовал эту красивую голову, охваченный опять приливом нежности, и не помнил сам, что он говорил. Вероятно, большия глуиссти, потому что Варенька расхохоталась и сказана: -- Какия сентиментальности... -- Я считал тебя совсем другой девушкой...-- бормотал Куваев, напрасно стараясь подбирать слова,-- И если бы я знал, то вчерашняго не могло бы быть. -- Вот это мило: за кого же ты вчера меня принимал?.. -- За девушку "с прошлым", как Заяц... -- Благодарю... Теперь будете разыгрывать кающагося порядочнаго человека? Оставьте, пожалуйста, эти глупости: я задыхаюсь от скуки в этой крысиной норе. Варенька сама назначила свидание: завтра в том же номере "Калифорнии" после спектакля, а мать она постарается устроить". Удивленный этим хладнокровием и реализмом, Куваев хотел что то сказать, но вернулась Мак-Магон, и разговор перешел к вчерашнему триумфу Вареньки. О, она далеко пойдет, и Дарья Семеновна уже переговорила с рецензентом. Конечно, газетная критика не делает еще артиста и рецензенты мошенники, но, при заключении сезонных контрактов, они имеют некоторое значение. -- Представьте, этот рецензент уже заезжал сегодня с визитом,-- обясняла Мак-Магон с приличной гордостью театральной мамаши,-- но, к сожалению, я его никак не могла принять... -- Хочешь зельтерской воды, Мак-Магон?-- фамильярно причала "бедная Лили" из сисей комна