лнце ворвалось пыльными дрожащими полосами в окно и вспыхнуло яркими блесками на позументах покрова и медных застежках псалтыри. Огни горевших свеч совсем потерялись в этой нахлынувшей волне ликующаго света и казались колебавшимися красными точками. В номере делалось душно. Приотворили дверь в коридор, чтобы выпустить дым ладана. -- Мне кажется, что она сделалась длиннее...-- говорила Мясоедова, обращаясь к Орловой.-- Потом мне хотелось бы взять на память прядь волос... у ней были такие прекрасные волосы!.. -- Да, были...-- повторила старушка.-- Только волосы ей остригли во время болезни. -- Ах! Какие эти доктора безжалостные,-- можно ли было губить такие прекрасные волосы!.. Не все ли равно умирать... Несколько раз приходила и уходила Паша с опухшим от слез лицом. Она тупо смотрела своими светлыми, большими глазами на собравшуюся публику, искала кого-то в толпе и незаметно исчезала. Плакавший в уголке. Заяц каждый раз нагонял на Пашу ужасную тоску, и она бежала по коридору, закрыв лицо передником. Мужчинам давно надоело толкаться в номере покойницы, и они потихоньку ворчали. Помилуйте, нельзя дышать от этого ладана, а чтобы покурить -- беги в буфет. Чехов-Мирский побледнел и несколько раз принимался делать глазами выразительные знаки своей даме, но Мясоедова грустно улыбалась и отворачивалась. -- Чего еще оне ждут, эти проклятыя дамы?-- спрашивал Астраханцев, испытывавший потребность закусить вплотную. -- Не понимаю...-- отвечал первый любовник.-- Это та самая Орлова, которая разорила какого-то миллионера? -- Да... Были и рысаки, и свой дом, и брильянты, а теперь вот одна темненькая кофточка осталась. Я еще помню ее, когда она доживала свою карьеру. Она всегда была немножко сумасшедшей и ужасно сорила деньгами. Однако уже два часа. Дамы, действительно, кого-то ждали и вопросительно поглядывали на дверь. "Бедная Лили" шопотом разсказывала что-то Мясоедовой, вероятно, очень интересное, потому что примадонна покачивала головой, поднимала крашеныя брови и красиво вздыхала. -- Вы говорите, что между ними ничего не было?-- спрашивала она, стараясь не смотреть на Чехова-Мирскаго, выражавшаго знаки нетерпения. -- Говорят... Но кто может знать? Во всяком случае, это делает честь... да. Мужчины... о, вы знаете, что такое мужчины!.. И тут вдруг... В этот момент в дверях показались доктора Щучка и Куваев, заехавшие наведаться относительно похоронной процессии. Была устроена на этот случай специальная подписка, причем поклонники Елены Михайловны не скупились на деньги. -- Ах, доктор...-- восторженно пропищала "бедная Лили", устремляясь к дверям. -- Позвольте, Лидия Васильевна, который из двух?-- шутил Щучка, загораживая дорогу.-- Я могу принять это на свой счет, а в мои годы увлечения обходятся очень дорого. -- Вы неисправимый старый шалун,-- кокетничала "Бедная Лили", ударив розово-седенькаго шалуна фамильярно по плечу.-- Я говорю с Николаем Григорьевичем... -- Что такое случилось?-- удивлялся Куваев, здороваясь с Мясоедовой. -- Ничего, ничего...-- бормотала Лили, закатывая глазки.-- Вы еще так молоды, а в вашей груди бьется женское сердце... да. Поверьте, что мы, женщины, оценим ваш благородный поступок, как никто другой. -- Какой поступок?.. Извините, я, кажется, не понимаю вас... -- Ах, после, после...-- шептала Лили, прикладывая платок к глазам.-- Скромность делает еще больше чести вашей душе. Эти слова заставили Куваева побагроветь, и в его глазах запрыгали огни погребальных свеч. Чехов-Мирский подталкивал локтем Астраханцева, который смотрел на доктора равнодушными глазами человека, видавшаго виды. Положение Куваева выходило очень некрасивое, и он не знал, что ему сказать: история с Маляйкой, значит, уже выплыла на свет Божий и с быстротой молнии облетит весь город. Ему не будут давать прохода -- мужчины двусмысленностями, дамы телячьими нежностями. Он подозрительно посмотрел на актерския бритыя физиономии, на старуху Орлову, которая, указывая на него пальцем, спрашивала Зайцева: "Этот?" -- и еще более смутился. Из затруднения его вывел Щучка, заговоривши о похоронах: венки понесут особыя депутации, или просто сложить их на крышке гроба? -- Депутации слишком уж торжественно...-- вмешалась Мясоедова. -- Какия депутации?..-- хрипло спрашивал появившийся в номер Булатов, едва держась на ногах.-- Дочь актера... я требую, чтобы ее похоронили в простеньком ситцевом платье... в некрашеном деревянном гробу... это последнее желание отца, который в ней потерял все... Булатова кой-как увели, а за ним вырвался и Куваев. Но в коридоре его поймала Паша -- она караулила его здесь с самаго утра. -- Что тебе?-- сердито спрашивал ее доктор. -- Я... я... Маляйка...-- шептала Наша, глотая слезы. -- Ах, отстань, пожалуйста: делайся с ним, как знаешь! Потом все устроим... Последния слова он договаривал на ходу, почта убегая из "Калифорнии". Паша стояла на том же месте с остановившимися глазами и раскрытым ртом, и потом, пошатываясь, как пьяная, около стенки побрела к себе вниз, где скрывался Маляйка. Доктор Куваев в это время проклинал ни в чем неповиннаго ребенка, который свалился, как снег на голову. -- Чорт знает, что такое получается,-- ворчал он, припоминая комплименты "бедной Лили".-- Этак сделаешься посмешищем всего города!..