Я же, по–тихому умыкнув две катушки ниток и иголок, лишними не будут, отошел в сторонку готовить форму. По себе знаю, подогнанная форма уменьшает лишения солдата ровно вполовину.
Нитки оказались лучше, чем вся остальная одежда, прочные. Хорошо под рукой был ножик, что я выиграл у мужиков. По–быстрому расстелил свои постиранные вещи, чтобы просохли. Благо солнце уже начало парить.
Как я понял, уличив обозников в обмане, наши командиры заставили их выдать все. Сержант с капралами подошел ко мне и сам принес мне флягу и широкий ремень.
— Молодец, парень, — с хлопком по плечу начал он. — Эти интендантские постоянно так поступают. Наберут со складов всякого, а нам втюхивают за деньги. Раньше часто от этой заразы страдал, когда новиком был, — и замолчал. Молчал и я, а что мне говорить–то? Поэтому стоял и молча смотрел на новое начальство, пытаясь запомнить лица, чтобы потом не перепутать с другими. Новых лиц много и это не мудрено сделать, а перепутаешь, еще долго смеяться будут. — Молодец, парень. Если что, говори нам, вопросы решим. Будешь дальше так головой работать, может, станешь капралом, а может и сержантом.
— Да, лэр! — достаточно громко и четко ответил я, как неоднократно слышал от других солдат.
Ну а я что? Начал готовить форму дальше, времени не так много. Не знаю для чего, но в мешке были какие–то две тканевые полоски. По–моему, они были лишние, поэтому решил сделать из них тормоза.
Ничего нового придумывать не стал, сделал так, как было в нашей форме. Просто и удобно. Завязал портянки, что бы в сапогах удобно было. Потом штаны: их немного модернизировал, нашил тормоза, ушил в талии, чтоб не слазили. Хорошо под ремень были шлевки. Потом одел рубаху и заправился. Мешок тоже пришлось модернизировать. Оторвав лямки и сшив, получил практически классический вариант вещмешка.
Туда уже все остальное закинул. Свою старую одежду постиранную оставил сушиться. Осталось только дождаться, когда все остальные соберутся. Как раз осталось время, чтобы наконец–то задуматься.
А сейчас нужно было обдумать слова сержанта. Я уверен, что не знаю, как они воюют, я вообще ничего не знаю. И поэтому я не могу командовать подразделением и подняться выше по иерархии. Пока нужно быть проще. И не высовываться, а еще нужно учиться и быстро, от этого зависит моя жизнь.
Наметив ориентиры, расслабился. Я до сих пор ничего не понимал, но уже знал, что мне стоит делать дальше и это хорошо. Перевернул одежду другой стороной, и опять же расстелив ее на траве, уже хотел было отдохнуть.
Но мне не дал этого сделать громкий смех. Нет, шума на пляже было много, но это был определенный смех, его обычно называют гогот. Сержант с капралом обсуждали что–то с вестовым, прибежавшим из города, поэтому были далеко. Видимо поэтому кое–кому захотелось развлечься.
Сцена, которую я увидел, сразу начала меня выводить из себя. Я увидел как парень лет шестнадцати, худой и щуплый как девчонка, пытался отвоевать свои штаны у здорового бугая, коренастого, с руками до колена и неухоженной бородой.
Еще в армейке я такое не любил, и если кто–то делал из себя великого деда, приходилось успокаивать, благо навыки были. Из–за этого меня кое–кто не любил, но это не так фатально как кажется, зато отстоял свои принципы. Поэтому, недолго думая, одним движением встаю и подхожу к месту действия.
Рядом сидящие с такими же уголовными рожами весело смеялись и улюлюкали. Многие просто отворачивались от этого некрасивого действия. Уроды. Только сидит какая–то четверка, и явно непреязненно смотрит на происходящее. Вот кто уже служил, сразу видно — собрались и давно готовы к выходу. Трое смотрят на того, что в центре, видно ждут команды. А, черт с ними. А парень–то молодец, не сдается, вон под глазом уже синяк, но держится и своего не отдает, я б наверно так не смог.
Не говоря громких слов, молча подхожу к бугаю и делаю мощный правый боковой в челюсть, да так, что того уносит на метра два назад. Ватага, человек пятнадцать, замолкает.
— Вы что, твари, вообще поофигивали, — говорю я на русском, родная речь заставляет быть уверенным в своих силах. — Вам делать нечего? Решили над пацаном поиздеваться? Может кто–то надо мной поиздеваться хочет? Выходи по одному.
Заговорил первым тот, что сидел посередине, видно главарь. Не здоровый, можно сказать худой, но жилистый.
— Да ты сам, парень, молод еще, чтоб такие дела без взрослых решать, ты думаешь, что накричал на обозника, да с тобой сержант лично перетер, дак ты тут порядки свои наводить будешь, — медленно вставая, начал он. — То, что ты Жмыха вырубил — это молодец, силен, но что ты один против семнадцати сделаешь. К тому же Жмых — мой человек и тебе придется ответить.