- Ладно, как вернусь, так все и разберу, - храбро пообещал Ру, - пару недель и так постоит!
***
Кордон проспался к обеду. Открыл глаза. Вспомнилась унылая рожа Валруса. Комком уныло выругался, помянув инспекторскую маму, диван-клоповник и пятерых японцев из Саппоро. В голове по-прежнему бушевал тайфун. Бросался с размаху на камни разума, крошил соображалку могучими волнами в густой кисель – типа осьминожьей подгнившей вуали…
Но ходить комком мог, руки слушались, глаза сами собой не закрывались, а значит, нужно собираться. А то ведь только кажется, что двое суток это много. Нихрена подобного.
Комком сунул голову под кран, открыл целиком. Вода из умывальника текла долго, вымывая хмель и головную боль… Вот же Ильф гондоном-то оказался! Вроде и помер, и закопали, а гадит.
Растерев воду старым, пожелтевшим полотенцем, Кордон пригладил растрепавшиеся волосы, прикинул, что стричься, в общем, рано, а бриться перед рейдом – плохая примета. И лень.
- Дневальный! - заорал комком, высунувшись из комнаты. Тут же осекся, от крика в голове что-то лопнуло.
Дневальный из молодых, лопоухий и рыжий – прям захотелось в лоб закатить, настолько мерзкий, явился на вопль быстро, службу, видать, понял.
- Мои где? – тихо спросил Кордон.
- На склад ушли, - доложил лопоух, - их вызвали то ли что-то перекладывать, то ли что-то укладывать. Слово такое сложное, я не запомнил.
- Ведро трансмиссии ищут, - протянул комком.
- Точно! – обрадовался дневальный. – Ту самую, миссию.
- Щас как дам в лоб, уши отвалятся, трансмиссия ты, бессмысленная! – хмуро пообещал Кордон. – Шустро метнись на склад, ищи, говори, чтобы срочно сюда.
- Срочно? – переспросил рыжемерзкий. – Они же там работают…
- Совсем дурак? – прищурился комком. – Я тебя тут, почему до сих пор вижу?
Дневальный, побледнев веснушками, ускакал. Мотыля на ходу ушами. Ну чисто слонопотамий из детских сказок. Интересно, как его в детстве дразнили. Нужно у Валруса спросить. Эта сволочь все про всех знает.
Кордон услышал, как хлопнула дверь длинного дома. Удовлетворенно кивнул и всунулся в комнату, будто улитка в панцирь. Пока мелкаш добежит, пока найдет, пока в лоб получит – а не отрывай занятных людей, пока объяснит, пока команда соберется и придет… Времени – полный трюм. Даже, наверное, слишком много. Возник соблазн накатить. Клоповки, исключительно для здоровья. Стаканчик, не больше. Давление уравнять.
Назойливое видение запотевшего стакана с красной густой жидкостью, Кордону удалось отогнать, лишь собрав всю волю в кулак. Это ведь сперва один стакан. Потом второй. И третьему место найдется. И послезавтра вывернет прям на пирсе. Воеводе на сапоги. Или князю.
Одно хорошо, если такое случится, Румпель останется в прошлом. Вроде мелочь, а приятно. Плохо, правда, что кроме Румпеля, в прошлом останется все прочее. А все настоящее и будущее будет состоять из махания крабьим молотком и остриженных клешнями пальцев…
С другой же стороны, у Кордона, только он начинал думать о грядущем рейде, нехорошо сжималось в груди. И списать это на похмелье не удавалось. В предчувствия лучше не верить – трус умирает сто раз. Но все равно – неуютно до крайности.
Первым делом Кордон вытащил из-под кровати маленький, на полторы канистры, рюкзак, и огромную сумку, из обрезков и лоскутов пывыхи. Пывыху море выбрасывало разную, поэтому сумка была многоцветной, а на солнце иногда переливалась, что хвост молодого ссынка.
Удивительные, конечно, ящерицы – живут только в кипятке вулканических ручьев, умирая на воздухе за час-полтора. Наверное, от холода.
Рюкзак Кордон сразу же переставил к двери. В «штурмовик», собранный перед рейдом, ставшим последним для Ильфа и Провода, он не залезал. Там все в порядке и на месте, нечего проверять – герметизируй потом! Пакетов-то, море давно не выбрасывает, а они рвутся.
Одежное, огневое, ремонтное, едовое, мыльно-рыльное, рыболовное, лечебное и малость боевого – запасец наконечников для стрел и маленького копьеца – так, из кустов в брюхо ткнуть. Порох, свинец, пыжи на пяток выстрелов. В общем, шли бы дней на пять, хватило и его. Но нет, блядь… Ебанный Румпель, чтоб его цунямей размыло к херам моржовым!
Зато сумка была пустой. И пустота так и манила заполнить ее под жвак всяким хламом. Чтобы потом и сам поднять не мог, и катамаран перекосило!
Скрипнув зубами от обиды на несправедливый мир, Кордон начал тщательно укладываться, пытаясь и не переусердствовать, и ничего не забыть. И заранее обмирая от мелкого, но гадкого страха обязательно что-то нужное забыть. На то он и Закон Всемирной Подлости!
С верой тут было плохо. Нет, секты водились на любой вкус, но чтобы прям искренне, на острове верили в две вещи:
1) Предки знатно обосрались.
2) Если что-то может стать хуже, то обязательно станет.
Возможно, лет через пятьдесят, сто, люди начнут всерьез кланяться, к примеру, вырезанным из дерева статуям филина или тюленя, но пока что, на Черном острове жили со столь ненадежными душевными скрепами. И хватало.
Первым в сумку лег коврик, придавая жесткости – противоударный каркас. Да и на камнях спать удобнее. Небольшой спальный мешок, дополнительная смена белья, чтобы не вонять грязными трусами на весь мыс, приманивая едведей – они тухлятину обожают.
Завернутая в полотно, высушенная до крепости дерева, рыба, оленина и едвежатина. Сухие папороть с черемшой, сухари, мешочек с мелко нарезанным вяленным восьминогом…
Сверху легли тяжелые заброды – сто раз клееные штаны до груди – из все той же универсальной пывыхи. В болота без них никак, придется терпеть.
Пришла пора оружия. Самопал в чехле, сумка с дополнительным боеприпасом, две гранаты из стеклянных кухтылей – с такими гранатами лучше не попадаться врагам – засунут в жопу и разобьют. Четыре ножа – один на пояс, два по карманам, один в сумку. А в «штурмовике» и так два лежит.
Подумав, Кордон прицепил к поясу еще и ножны с мочетом. Разумеется, в них жило не табельное уебище длиной в тридцать сантиметров, которые резали чуть ли не из ржавой жести. Нет, совсем другая вещь! С клинком в полметра и с полустертым клеймом «Tramontana» на черном от старости металле. Можно сказать, фамильное оружие. Пришло в семью чуть ли не до Случившегося. Когда умер старший брат матери, то Кордон стал первым в крохотном роду. Тогда-то мочет по прозвищу «Тремор» в руки к нему и попал. А так как, Кордон стал не только первым, но и единственным, ему нужно беречься – ради «Тремора» хотя бы. Ведь если род прервется, мочет утопят у Чертовой скалы. К чертовой бабушке.
- Вернусь – женюсь! – скорчив страшную рожу, вслух пообещал Кордон. И прикоснулся к старому дереву рукояти. По ладони пошло тепло – будто заслуженный сабле-нож одобрил завет хозяина.
- Еще бы дуру найти, что за меня пойдет, - глядя в потолок, произнес комком, - а вдруг сразу две попадутся? Беленькая или черненькая? А если рыжая? Хороший вариант! Но будем решать вопросы по мере их появления! Лишь бы не седая!
Крабий молоток – тяжелый пробойник на длинном древке из орешника, Кордон, подумав, оставил лежать на подставке. Крушение коробаксов в планы не входило, а если внезапно прижмет, то отмахаться можно и топором с пальмой. Полтора кило - это полтора кило.
Если брать мочет, то и топор, так-то, не нужен. Или пригодится? Мочетом броню не вскроешь…
Размышления прервали шаги по коридору. Сменившиеся стуком в дверь.
- Сломано! – рявкнул Кордон.
Команда ввалилась. Басур, Мавит, Водян и Морсвин. Складом от всех пахнет люто – у Басура глаз и не видно, а Водян еле стоит. Сразу видно – уработались! Но все пришли, никого по дороге в канаве не забыли. А то бывали случаи, бывали…
В комнате стало до невозможности тесно и душно. Но расселись, приоткрыли окно, и, в общем, наступил некоторый уют.