— Не забывай о ресторане Салливана, дружище Финн, — крикнул Барни, усаживаясь на заднее сидение своего кадиллака.
Я шел через парк Сити-Холла; день был чудесным, что я не устоял и уселся на скамейку недалеко от Бродвея. Время ленча еще не пришло, поэтому парк принадлежал только голубям и мне. Тихое утро. Кто бы мог подумать, что Френсис Ксавье Шеннон, когда-то один из наиболее влиятельных сенаторов, а теперь один из богатейших людей, публично обрушится на мэра Нью-Йорка?
К тому же Барни Маллади, у которого столь крупная политическая машина, что его можно назвать «делателем королей» не только в Нью-Йорке, но и на общенациональной политической арене. И вместо одного из его прежних тупоголовых приближенных, вечно следующих за ним и жующих сигары, у него был при себе негр. Но я отвлекся от Барни Маллади и его черной тени и мысленно вернулся к сенатору Шеннону. Прошло лет десять или даже больше, с тех пор, как я в последний раз видел его. Это было на сенатском расследовании злодеяний, совершенных Вьетконгом{13}, во время нашего крупного наступления на Север.
Шеннон в то время был силен как бык, никогда не удовлетворялся абстрактными документальными свидетельствами, но всегда подозревал вину. Тогда его мишенью был четырехзвездный генерал, и я, как старший следователь комитета, постоянно находился под его обстрелом. Он замучил меня, а однажды днем, в присутствии всего комитета, заорал, что я всего лишь дешевый нью-йоркский политикан и хвастун.
Я как раз закончил чтение пятидесятистраничного заявления, скрепленного тяжелой застежкой. Я швырнул его в сенатора, но он пригнулся. Папка задела только его волосы. Какое-то время в комнате не раздавалось ни звука. Я помню, что глаза его секретарши становились все больше и больше, и я даже подумал, что они могут вывалиться на ковер.
Сенатор медленно улыбнулся.
— Только старый грубиян Финн Маккул может себе такое позволить и остаться безнаказанным. Мэри, верните ему заявление, оно ему сегодня понадобится.
Дальше у нас все шло замечательно. Конечно, я понимал, что он не простил моей выходки, но, по крайней мере, стал меня уважать.
Сенатор Ф.К.Шеннон, ныне он один из богатейших людей мира и, судя по всему, один из несчастнейших.
Я вернулся в офис, но большую часть дня смотрел на парк и гадал, каким будет следующий шаг бывшего старшего сенатора{14} от Нью-Йорка.
Прошло несколько дней. Каждый день газеты пестрели новостями о шумной кампании Джентайла. Республиканцы со всех концов штата стекались под его знамена. На следующий же день после объявления о своем решении Джентайл начал завоевывать большие города. Демократы были захвачены врасплох. Действительно, никто не предполагал, что он откажется от переизбрания на пост мэра. Демократы, похоже, всерьез верили старой сказке, что пост мэра города Нью-Йорк — политическое самоубийство.
Начавшаяся схватка за пост вынуждала обе партии отчаянно барахтаться в грязи. Симпатичный итальянец из Флашинга, председатель муниципалитета, оказался слабой заменой Джентайла, поэтому лидеры графства и штата обнаружили, что им придется сражаться на два фронта: за пост мэра и пост губернатора одновременно.
Но мой интерес к политической борьбе в городе носил чисто академический характер. Пусть эти парни хоть перегрызутся между собой.
В течение последующих нескольких дней я работал над анализом положения в Род-Айленде, дважды ненадолго съездил в этот штат, чтобы встретиться с местными лидерами, и провел конец недели, заканчивая отчет. В понедельник я бы передал свои заметки Элис, и эта фаза кампании была бы завершена.
Как я помню, я вернулся к себе в офис, ругая на чем свет стоит «Нью-Йорк таймс» за помпезность и недобросовестность в анализе шансов Джентайла, и в этот момент зазвонил телефон.
— Мистер Майклз? — спросил старый металлический голос.
— Могу я узнать, кто хочет с ним говорить? — произнес я.
— Мистер Майклз на месте? — я знал, это была какая-то старая канарейка, и ее манера разговаривать заставила меня ощетиниться.
— Мэм, — я говорил так величественно, как будто был владетельным сеньором, — вы ни слова из меня не вытяните, пока я не узнаю, с кем говорю.
Неожиданно раздался голос грубый, как пила, распиливающая лед.
— Вы нашли Майклза, мисс Меннерс?
— Нет, сэр, — начала она. — Тут настаивают…
— Я только хочу узнать, кто говорит, — вставил я.
Короткая пауза.
— Это вы, Маккул?
Я никогда не смог бы забыть этот голос. Сенатор Шеннон. И, черт меня забери, если услышав один звук его старого скрипучего голоса, я не убрал со стола ноги.