Итак, в четыре часа, сопровождаемые, естественно, группой наших добровольных помощников, мы рванули в сторону океана с каноэ в облегченном варианте, взяв с собой только запасную одежду и немножко провианта. Все остальное оставили в лагере.
Теперь каноэ тащить было легко – в трудных местах его практически можно было поднять, и мы довольно быстро добрались до открытой воды. Она была покрыта полупрозрачным ледком толщиной, наверное, сантиметра два. Это было похоже, скорее, на смерзшуюся шугу, которая без труда пробивалась веслом. Плыть по ней, однако, было достаточно сложно.
Мы погрузились в каноэ, сопровождаемые причитаниями и наставлениями зрителей, как, что и в какой последовательности нам следует делать, чтобы не перевернуться. Мы с Джоном пошли первыми, а за нами – Уилл с Мицуриком.
Собак для начала оставили на берегу. Они сильно волновались, особенно Рэй, который даже прыгнул в воду и попытался нас преследовать. Однако, прежде чем холод успел проникнуть через его густой подшерсток, он решил, что явно погорячился и правильнее было бы подождать нас на берегу, как это сделал более умудренный походной жизнью Панда. Рэй выскочил из воды и, отряхнувшись, сел рядом с Пандой. Посмотрев друг на друга, они внезапно завыли на два голоса. Все это придало нашему отплытию некую драматическую окраску.
Ломая тонкий ледок, мы проплыли через лабиринт небольших ледовых островков и примерно через полчаса вышли на чистую воду. Грести здесь стало совершенно удобно и хорошо, и мы довольно быстро – не спеша и в то же время уверенно – прошли значительное, как нам показалось, расстояние, примерно с километр туда и обратно. На обратном пути, как заправские ледокольщики, мы постарались попасть в тот же канал, чтобы возвращаться по проторенной дорожке.
Джон по пути давал мне уроки гребли, объясняя, как надо грести на каноэ. Я отвечал что-то невразумительное – мне казалось, что я знаю, как это делается, хотя и чисто теоретически, потому что грести на каноэ мне до сих пор не доводилось. В студенческие годы я некоторое время занимался академической греблей, рассекая на четверке с рулевым осенние воды Большой и Малой Невки.
Техника гребли на каноэ значительным образом отличалась от той, академической, поскольку здесь приходилось после гребка слегка подтабанивать веслом, прежде чем вынуть его из воды, чтобы компенсировать крутящий момент и избежать рыскания каноэ. Вот это подтабанивание мне и давалось труднее всего. Увлекаясь процессом, я периодически забывал это делать, чем вызывал недовольство искушенного и в гребле «индейца Джо».
Прийдя на место, мы провели еще одно испытание. По очереди мы ныряли в прорубь, проверяя, насколько наши сухие костюмы соответствуют своему названию. Делали мы это очень просто – с веслами наперевес выходили на тонкий лед и. проваливались. Непривычное, однако, как оказалось, к тому же удивительно приятное чувство выходить сухим из воды! В этот день я испытал его многократно. Костюм держал просто на удивление блестяще: ничего не промокло.
4 мая
Вчера, уже в темноте, когда я вел свои записи, в палатку ввалился Уилл, и мы вместо того, чтобы привычно отойти ко сну, часов до одиннадцати вели беседу в темной палатке, покуривая трубку и передавая ее друг другу. Обсуждали планы тренировочных экспедиций следующего года и года 1994, а также состав основной экспедиции через океан, которую планировали начать в марте 1995 года.
Как и в «Трансантарктике», мы планировали, что в состав основной экспедиции будет входить шесть человек, представляющих шесть стран, но кто именно, кроме нас с Уиллом, будет в ней участвовать, было еще неясно. Что касалось следующего года, то состав этой экспедиции определился: наша четверка плюс паренек-эскимос. Может быть, это и будет весь состав, может быть, появится еще кто-нибудь – это предстояло решить.
Экспедиция должна была продлиться примерно два месяца – с 15 марта по 15–20 мая – и завершиться переходом на каноэ.
Трубка явно настроила Уилла на философский лад, и он, сменив тему, заговорил о японском феномене. С точки зрения американца Уилла этот феномен заключался в том, что японские участники экспедиции могут быть потенциально довольно опасны для товарищей по команде, потому что подчас совершенно безрассудны и неоправданно идут на риск. Он пришел к такому выводу после непродолжительного, но тесного личного общения с Мицуриком в этой экспедиции, а также под впечатлением рассказов о 12 подвигах Мицурика в предыдущих походах.