— Как так? Тихо? — спрашивает Вероника Олеговна, словно не поняла моего вопроса.
— Нет... Вся эта разруха... — поджимаю я губы.
Ну не смогла я не спросить. Мне ещё хочется про их заведующего-вора спросить. Сколько он лет сидит в кресле и складывает деньги в свой карман. А с воспитателями делится за их «молчание»?!
— Послушай, ты же няней устроилась на каникулы... Вот бы и занималась работой. Не стоит лезть во внутренние дела, —• фыркает Вероника Олеговна, заставляя меня замолчать.
Я киваю, решая, что с ней уж точно на эту тему говорить не следует. А злость на заведующего всё пульсирует внутри. Он такой весь ухоженный, молодой... Наверняка кто-то из родителей помог пристроиться на мягкое местечко... Противно аж не могу.
Телефон в кармашке джинс начинает вибрировать, я достаю его и замираю, глядя на экран. «Следователь».
Звонков от него я боюсь...
Очень.
Вдруг скажет, что Окси больше нет? Прикусываю губу и заставляю себя сдвинуться с места.
Потихоньку выскальзываю за дверь и отвечаю ему. Сердце бешено бьётся в груди, ускоряясь и замирая.
— Иванна Ивановна, добрый день, — говорит он наработанной дикцией.
— Здравствуйте! — отвечаю я, опасаясь узнать что-то новое об Оксане.
— Вы могли бы заехать сегодня вечером в участок?
— А что с... слу... случилось? — спрашиваю у него дрожащим голосом.
Сердце в мгновение тяжелеет. Я прислоняюсь к стене, чтобы не упасть, потому что ноги становятся ватными и не слушаются меня.
— Это не телефонный разговор, Иванна Ивановна! — он как-то каверкает моё имя, что пробирает до глубины души.
Не телефонный разговор...
— Я приду. Вечером, — глухо отвечаю ему.
В ушах начинает шуметь так сильно, что я даже голос следователя не слышу. Голова идёт кругом, а слёзы брызгают из глаз, обжигаю щёки.
Если не телефонный разговор, то значит ли это, что Оксаны больше нет? Скорее так и есть...
Что я теперь скажу Сашке? Как же мы с ней? Господи! Так она ведь видела всё! Неужели она видела, как маму убивают?
Я покачиваюсь и чувствую, как земля уходит из-под ног. Медленно скатываюсь по стене, чтобы не шмякнуться на бетон, и закрываю глаза...
***
— Что с тобой не так? Грохнулась второй раз за один день! — слышу раздражённый мужской голос и открываю глаза.
Я лежу на диванчике в кабинете заведующего, а он осуждающе смотрит на меня. Мне ему тоже есть что сказать, но не сейчас... Сейчас я не могу прийти в себя после звонка следователя.
— Простите, — говорю я, шумно выдыхая, и скидываю ноги на пол. — Мне нужно в участок поехать... Отпустите или до конца рабочего дня ждать?
— Я уже знаю, передали, что ты подруга Сашиной матери. Почему сразу ничего сама не сказала? — спрашивает он с нотками раздражения в голосе. Он садится за стол и смотрит на меня.
— Я не думала, что...
— Зря не думала. Зачем был этот фарс — люблю деток?
Мне хочется спросить, зачем ему весь этот фарс — сижу в кресле заведующего, обхаживаю первый этаж, но второй уже скоро развалится по кирпичику, — но я сдерживаюсь из последних сил.
— Я на самом деле люблю детей. Я хотела попасть в группу ради Саши, не стану скрывать, но я люблю детей... — стараюсь оправдаться я.
— Отлично. Я отвезу тебя в участок, потому что меня тоже попросили приехать, а потом решим, что делать с тобой и твоей любовью к деткам...
Часть 8
До участка я еду на взводе. Мне неприятно сидеть в машине, пропахшей дорогими ароматизаторами, с вычищенным от каждой пылинки салоном, зная, что куплена она была на деньги детей. Я пытаюсь думать об Оксане, о предстоящем разговоре со следователем. Кажется, я немного успокоилась, уговорила себя думать, что ничего пока страшного не произошло. Оксана может ведь быть жива.
Мы с ней с ранних лет в детском доме дружили, всегда горой друг за друга были — куда я, туда и она... И вот теперь... Мне страшно, как я буду, если она мертва. Пытаюсь уговорить себя мыслить иначе, но в голову лезет сплошной негатив.
Едва машина останавливается, я пулей вылетаю, ничего не говоря Артёму Викторовичу, и бегу в здание. У следователя кто-то сидит, поэтому мне приходится плюхнуться на скамейку, обхватить себя руками и начать раскачиваться, в ожидании своей очереди.
— Не волнуйтесь вы так! Пока ещё ничего плохого не сказали! — говорит Артём Викторович и присаживается рядом.
Я кошусь на него, желая отодвинуться, но это будет совсем ребятничество напоминать, поэтому держу свою ярость при себе. Не время сейчас разбираться с ним, но я просто так ему лицемерие не спущу с рук.