Я посмотрела на дорогу из Вест-Бриджуотера через мост Сагамор и дальше по трассе 6 к Кейп-Коду и Провинстауну. Сколько фонарей я насчитаю по дороге!
– Далековато… А сколько времени мы будем ехать?
Дед задумчиво посмотрел на карту.
– Ну… Около ста миль… Твоей матери потребуется часа два – два с половиной в зависимости от трафика. Особенно так, как она водит, – дед хмыкнул. – У меня училась.
Он часто повторял: «Бетти водит машину как угорелая, ну в точности как я».
Дед не ошибся. Дорога заняла чуть больше двух часов. Как только мы переехали мост Сагамор, мама ни разу не нажала на тормоза. Мы приехали за пару дней до выходных Дня поминовения[30]. В этот день в Кейп-Коде официально открывался летний сезон. Маме предстояло управлять горничными – я знала, что так называют тех, кто меняет постельное белье и моет туалеты. Но мама была страшно рада, что будет работать в мотеле «Королевский кучер» на трассе 6А, чуть севернее Труро. Это было нечто новое и интересное.
Мотель не был похож на другие в этом районе. Мотели здесь представляли группы маленьких однокомнатных дощатых коттеджей вдоль двухполосной трассы. Но наш мотель располагался в трехэтажном корпусе. 168 номеров, большие закрытый и открытый бассейны, теннисные корты, ресторан и бар. На стойке лежали глянцевые буклеты: «Вам не найти ничего больше, новее и красивее. По вечерам у нас танцы и развлечения».
Лето обещало быть весьма занимательным для нас с Луизой. Мы играли с детьми тети и дяди Хэнка. У них было двое детей – трехлетняя Гейл и пятилетний Джефф. Матери наши были лучшими и практически неразлучными подругами, поэтому мы тоже росли вчетвером. Гейл и Джефф были для нас как двоюродные или даже родные брат с сестрой. Мы столько времени проводили вместе, что Луиза начала считать дядю Хэнка отцом.
Я перестала ее останавливать – ей было приятнее думать именно так.
Для начала мама и тетя наняли целую армию горничных убирать номера. Одной из них была невысокая, пухлая женщина, с покатыми плечами и печальными, глубоко посаженными глазами. Говорила она с легким акцентом, португальским или итальянским, не помню. Звали ее Сесилия. Ей было всего 56 лет, но годы, проведенные за мытьем туалетов и полов в чужих домах и отелях, сгорбили ее спину. Она носила бледно-желтый свитер и белые туфли из искусственной кожи – то ли лоферы, то ли кроссовки. Зашнуровывала она их так туго, что у нее отекали щиколотки.
Сесилия мне сразу понравилась. Она была мягкой, доброй, терпеливой. Меня никто не обнимал так, как она. И хотя изо рта у нее порой пахло кислым, как от деда Джорджи, я не обращала на это внимания – так хорошо мне было в ее теплых руках. Я знала, что она меня любит. В отличие от маминых, глаза Сесилии, стоило ей завидеть меня, вспыхивали теплым огнем. Я чувствовала, что дорога ей. Мы часами болтали в гостиничной прачечной, где она складывала простыни и полотенца, еще теплые после сушилки. В прачечной гудели машины, Сесилия напевала церковные гимны. И я чувствовала себя здесь как нигде больше. Я была в безопасности.
Глава 7
Тони
Тони постоянно искал работу. Когда он ее находил, это было серьезное занятие – электрика, сантехника, плотницкое дело, малярное. Он умел делать все, что связано со строительством и ремонтом. Хотя крупного строительства в регионе не было, ему постоянно находилась работа то там, то сям – у него не было лицензии, и в профсоюзе он не состоял, значит, и работодателям обходился дешевле. Работал он всегда отлично, но был очень ненадежным и импульсивным. Если он не мог настоять на своем, то начинал злиться и все бросал. Его друзья, в том числе и уроженец Провинстауна Боб Энтони, вспоминали: «Тони нужно было всегда быть правым. Во всем»[31]. О том же говорила и Авис: «Тони всегда считал себя во всем единственным авторитетом»[32]. Она вспоминала: «Если он считал себя правым, а кто-то не соглашался, он мог вспылить»[33]. Начальникам и мастерам это не нравилось. Даже такие же работяги частенько посмеивались над его детскими истериками.
У него не было вообще никаких амбиций. Часто у него даже не было ни сил, ни желания подниматься с постели. Он мог целый день проваляться, читая рекламные объявления в «Провинстаунском адвокате». То есть работал он от случая к случаю. Без постоянной работы Тони много гулял. Обычно он уходил в дюны, где мог побыть в одиночестве, или ходил по Коммершиал-стрит, общаясь с друзьями и юными поклонницами. Больше всего он любил заходить в аптеку Адамсак, где заказывал чай и маленький пакетик леденцов, а потом сидел и слушал, как сплетничают старшие официантки. Одним мрачным ноябрьским утром Тони сидел за стойкой с приятелем. Тот рассказал, что ходит к врачу в Веллфлите и лечится от алкоголизма. Тони спросил, не может ли доктор помочь ему с семейными проблемами. Кроме того, его давно мучили боли в желудке. Веллфлит находился достаточно далеко от Провинстауна, и никто из соседей не узнал бы о его проблемах. Через неделю Тони автостопом добрался до кабинета доктора Сиднея Каллиса в пятнадцати милях езды по трассе 6 и впервые вошел в серое дощатое здание
30
День поминовения (англ.