– Что тут за игра такая?
– Во врача играем, – отвечаю я.
Мама пристально смотрит на меня, а затем проходит всю комнату, переступая через «жертв авиакатастрофы». На Аньку она даже не смотрит. Она вообще никогда не смотрит на неё, потому что Анька в её глазах «не самый лучший выбор друга». Мама садится на мою кровать, вдыхает, выдыхает:
– Я хочу поговорить с тобой наедине.
Я смотрю на маму, затем поворачиваюсь к Аньке – та смотрит на меня, а затем пожимает плечиками:
– Ладно, – она поднимается на ноги и идет к двери, и, взявшись за ручку, поворачивается ко мне. – До завтра?
– До завтра, – киваю я.
Анька улыбается мне, поворачивает голову и смотрит на мою маму:
– До свидания, тетя Оля.
Мама не говорит «до свидания». Мама слишком зла, и Анька прекрасно это видит. Анька – не дура, а потому, не дожидаясь ответа, открывает дверь и уходит.
***
Я смотрю на столешницу, и по моим щекам катятся слёзы. Как же я скучаю по тебе… Как же мне тебя не хватает! Кем тебя заменить? Кто может хоть на сотую долю приблизиться ко мне так близко, как умела только ты? Никто! Никто, блин, и не только потому, что я не хочу, а потому, что у людей элементарно не хватает точек соприкосновения – это либо есть, либо нет, третьего не дано. Вы либо сходитесь с человеком с легким щелчком защелкивающихся пазов, либо так и останетесь лежать в коробке с остальными частями головоломки, которым пока не нашлось места в общей картинке. Но одно дело – лежать в коробке, не зная, каково это – иметь пару, и совсем другое дело – знать это и лежать общей куче с обломанными пазами, понимая, что вряд ли найдется кто-то, кто так же идеально подойдет к твоим поломанным краям.
Глава 3. Карты и клады
Полагаю, все началось именно в тот день, хотя точной уверенности у меня нет.
***
Синяк такой яркий, что кажется – прикоснись к нему пальцем и у тебя на подушечке останется след от темно-фиолетовой краски.
– Кто это тебя так? – спрашиваю я.
Тим пожимает плечами:
– Да так…
Он поворачивается и смотрит в дальний конец широкого коридора, откуда на нас смотрят четыре пары змеиных глаз. Вокруг народ – студенты идут нескончаемой толпой, подгоняемые короткой переменой, преподаватели неспешно пересекают холлы и лестницы, величественные и невозмутимые, как ледоколы в Арктике, я стою и думаю – чего же будет стоить мне эта незатейливая встреча? Я понимаю, вы скажете, что я невероятная трусиха… И будете абсолютно правы! Я отвечу вам, что меня это нисколько не обижает, ведь сие есть факт, неоспоримый и неопровержимый, вместо того, чтобы разозлиться, чтобы рвать и метать, неистово сея возмездие – я трусливо просчитываю пути к отступлению. Они смотрят на нас: на рыжей лица нет – она расстроена почти до слёз, зато блондинка и две её подруги могли бы прямо сейчас вцепиться нам в глотки, если бы это не грозило им отчислением.
– Что ты сделал? – спрашиваю я, переводя взгляд на Тима и его огромный, фиолетово-черный синяк под левым глазом.
– Ничего. Просто узнал у них, какую жвачку он предпочтут увидеть в своих волосах.
– Ты сдурел?
– Нет.
– Это они тебя так уделали?
– Это? – он прикасается к синяку и морщится. – Нет, это старшие братья вон той, белой. Оказывается, они оба не прочь помахать кулаками. Одного то я успел хорошенько взбодрить, в вот второго совершенно не ожидал… – он смеется. – Но было весело. Я не пожалел, что сходил к ним.
– Ты что притащился к ним домой? – шиплю я, чувствуя, как сердце лезет под кадык.
– С ума сошла? Нет, конечно. Я успел зацепить их еще на улице.
Тимур смеется, а до моей паники считанные мгновения – три, два, один… поехали!
– Ты вообще соображаешь, что делаешь? – огромными усилиями я сдерживаю себя от полноценного крика, и мой голос сейчас звучит, как простуженная кобра, которой наступили на хвост. – Мне и так прохода не дают, а теперь еще и ты со своими…
– Эй, эй… успокойся. Остынь.
– Остыть? – мои руки становятся холодными. – Остыть? – сердце неистово стучит в висках. – Ты хоть представляешь, что сейчас начнется? Я матери не рассказываю только потому, что не хочу усугублять, а ты взял инициативу на себя и превратил мою жизнь в ад!
– Да подожди ты кипятиться! Какой ад? Тебя больше и пальцем не тронут.
– Да с чего бы?
– С того, что я лично поручился за тебя! Я понимаю, глядя на мое лицо и не скажешь, но поверь мне – тем двоим я навалял от души…