Подходит мой автобус – с характерным шипением открываются двери ПАЗика, и он приветливо приглашает меня внутрь, но я не сажусь в него, а отворачиваюсь, делая вид, что мне вообще не в ту сторону. Двери закрываются, слышно, как водитель с жутким треском шестерни включает первую передачу, автобус трогается и выезжает из кармана остановки. Я поворачиваюсь, провожаю его взглядом и снова поворачиваю голову к дому с красной черепицей. Отсюда, с остановки, видно только крышу, потому что он находится в трех домах от дороги, и его практически полностью заслоняют другие постройки, но мне и не нужно видеть его, чтобы с точностью до мельчайшей детали нарисовать его в своей голове. Я ошибусь только в тех местах, которые переделали новые хозяева дома, потому что уже очень давно я не подходила к нему ближе, чем стою сейчас. Уже очень давно я только и делаю, что смотрю на красную черепичную крышу.
– Привет.
Я поворачиваюсь:
– Только что ушел наш автобус.
– Не мог найти рюкзак. Как сквозь землю, честное слово…
– Тормоз.
– Дура.
– Деньги у тебя есть?
– А у меня они откуда?
– Ты же работаешь!?
– А ты нет, но почему-то у тебя их всегда больше, чем у меня. По-моему это охренеть, как несправедливо.
Я согласно киваю и снова отворачиваюсь к красной черепичной крыше. Тим подходит, становится рядом со мной и пытается отследить мой взгляд. Утыкаясь глазами в красную черепичную крышу, он поправляет лямки рюкзака:
– А тебе зачем?
– Зачем – что?
– Деньги?
– А… будем учиться курить.
Тим тихонько рычит:
– Ну сколько можно? Я в прошлый раз чуть все штаны себе не заблевал…
– Пока не научимся.
– Слушай, ты – как хочешь, а я – не буду.
– Слабак.
– Мазохистка.
Я поворачиваю голову и смотрю на него. Он бросает на меня быстрый взгляд, опускает ресницы и смотрит себе под ноги, но потом снова поднимает глаза на меня. Я смотрю на него и думаю – как же он, весь такой правильный и порядочный, нравится девчонкам? Нет, ну серьезно? Во всех художественных книжках и псевдонаучных пособиях по взрослению черным по белому – девочкам нравятся плохие мальчики. Но Тимура точно плохим не назовешь, даже с большой натяжкой. Тем не менее, девчонки от него просто в восторге. Ну, не все конечно, и он явно – не рок-звезда, но все же весьма приметный персонаж. Наверное, дело в его восточной внешности. Вернее, полувосточной. Тимур – откровенный метис – у него большие миндалевидные глаза темно-карего цвета, темные, почти черные волосы, брови и ресницы при относительно светлой коже – он не совсем бледная поганка, но и не такой смуглый, как его отец. И при всей «восточности» верхней половины его лица, вся нижняя – явно европеоидного типа – прямой узкий нос, губы тонкие, классической, правильной формы, чем-то напоминающие губы древнегреческих статуй, и по-европейски узкий, немного вытянутый овал лица. Странный, но яркий коктейль, особенно если учитывать, что он уже выше среднестатистического студента примерно на полголовы, а ведь ему всего шестнадцать. Но это, наверное, не только генетика, но и баскетбол, на который он ходит с восьми лет. Говорят, они там вытягиваются за счет того, что все время тянут руки вверх.
– Слушай, а почему тебя Тимуром назвали? Это же вообще не ваше имя?
– В каком смысле «не наше»?
– У тебя же отец казах!?
– Ну.
– А это татарское имя.
– А… я не в курсе. Мне как-то не интересно… Ты что, «гуглила» мое имя? – он удивленно вскидывает брови.
Я отворачиваюсь и снова упираюсь взглядом в красную черепицу:
– Мне было скучно.
– И ты от скуки «гулгишь» мое имя?
Я снова поворачиваюсь к нему:
– А ты что «гуглишь», когда тебе скучно?
Он краснеет и опускает глаза вниз. Я улыбаюсь и снова перевожу взгляд на крышу:
– Конечно, гораздо интереснее пускать слюни на Еву Грин в нижнем белье…
Он заливается краской с головы до ног. Если бы было можно, он зарыл бы голову в землю, как это делают мультяшные страусы, но он лишь опускает подбородок, прячет нос в одежде и негодующе бубнит в ворот ветровки: