Глава 4. Любовники и друзья
Мама написала кучу сообщений, но в итоге все-таки позвонила. Видимо, побоялась, что я разучилась читать. Вся суть её сообщений сводилась к тому, что кто-то там подает прошение о досрочном освобождении, и ей срочно нужно быть в другом городе, потому как подсудимого этапировали туда несколько лет назад. Наверное, кто-то из её бывших клиентов. Я не знаю. Честно говоря, мне не интересно, потому как это происходит уже не в первый раз. Нередко её могут поднять с постели посреди ночи, потому что кому-то из её клиентов светит пожизненное, или вытащить из дома в воскресенье, потому что у кого-то совершенно случайно нашли что-то запрещенное. Это нормально, и я к этому уже давно привыкла. Все-таки мама – специалист по уголовному праву, а не по разводам. Хотя, полагаю, за немалый гонорар и развестись тоже можно тридцать первого декабря, за пять минут до боя курантов. Были бы деньги и желание.
Итак, мама будет не раньше вторника.
Утро субботы. Я уже позавтракала и, стоя у себя на крыльце смотрела, как мимо моего дома время от времени проходят зомби – то парами, то компаниями по пять-шесть человек, то поодиночке. Они выходили из соседней калитки и весьма реалистично напоминали нежить из самых жутких картин постапокалипсиса. Некоторые из них выглядели на редкость хреново, другие совершенно безнадежно, а третьи вызывали стойкое желание поднять трубку и набрать «03». Я смотрела на них и думала, что какой-нибудь Денни Бойл или Френсис Лоуренс5 отдали бы правую почку за такую массовку – их хоть сейчас можно на съемочную площадку. Даже грима не надо. Бледненькие, зелененькие, красные, синенькие и даже какие-то фиолетовые, они шли по улице, и их взгляды не выражали ровным счетом ничего. Кто-то прикладывался к бутылкам с газировкой или пивом, кто-то – к заборам и задушевно блевал. Еще бы! Столько пить…
Вчерашний загул продолжался как минимум до четырех утра. Точного времени окончания я не знаю, потому как уснула. Но нисколько не удивлюсь, если самые стойкие до сих пор пляшут в самых глубоких и мрачных закоулках соседского дома. Тут до моего уха доносится еле разборчивое бормотание пьяного языка:
– … ладно? Только не забудь!
Я поворачиваю голову и вижу, как Бредовый пытается вытолкнуть из калитки вчерашнюю брюнетку. А она очень настойчива и до сих пор пьяна:
– Ты только не забудь! – она путается в собственном языке. – Я тебе телефон записала. Он на… – девушка силится вспомнить, на каких скрижалях занесен в анналы истории её десятизначный штрих-код. – На… – Кирилл нарочито терпеливо смотрит на неё, растягивая губы в милейшей из его ухмылок и тихонько ведет её под локоть к выходу, – … на…
Теперь уже даже мне интересно, где же этот чертов номер телефона?
На верхушке Эвереста?
На стенах шаолиньского монастыря?
На жопе у самого Кирилла?
– Конечно, позвоню, – добродушно отвечает ей Кирилл, когда дама оказывается за высокой калиткой. – Иди…
– Только не забудь…
– Ни в коем случае, – улыбается Бредовый и закрывает тяжелую массивную дверь.
Он поворачивается и смотрит на меня. Глядя на мой ехидный оскал, он улыбается по-настоящему:
– Как дела, Хома?
Я окидываю взглядом его загаженный двор и молчаливый дом – судя по всему, это был последний гость.
– Как там мое местечко, на качелях? Не занято? – щурится он в лучах утреннего солнца.
Я разворачиваюсь и захожу домой.
***
Я смотрю на дом с красной черепицей – его окна, завешанные шторами, его тяжелую, металлическую входную дверь, окрашенную в темно-серый, кремово-белый фасад и высокий дощатый забор. Я стою на противоположной стороне улицы, потому что знаю – родители Аньки меня тоже не любят. Тоже – потому что моя мама Аньку терпит с огромным трудом. Не знаю, откуда это пошло и чем именно наши семьи не устроили друг друга, но наши родители стискивают зубы и бессильно сжимают кулаки всякий раз, когда мы выходим из дома вместе. Даже странно – полное взаимопонимание между нами зеркально противоположно ненависти (и я сейчас не драматизирую, и даже не преувеличиваю) наших родителей. Их недовольство растет в той же геометрической прогрессии, что и наша любовь – чем ближе мы становимся с Анькой, тем хуже это воспринимается родными.
Только нам до этого нет ровным счетом никакого дела.
Открывается дверь, и Анька выбегает из дома – перескакивая через две ступеньки на третью, она приземляется на лужайку рядом с крыльцом, со всей силы отталкивается ногами от земли и бежит ко мне. Она вылетает из калитки, не трудясь закрыть за собой дверь, перебегает узкую улицу и оказывается рядом со мной. Я вижу её красные глаза и распухший нос.
5
Режиссеры фильмов о зомбиапокалипсисах – «28 дней спустя» и «Я – легенда» соответственно.