Ежусь, словно от холода, хотя сегодня жарко. Делаю один шаг вперед и сокращаю расстояние между мной и первой доской моста до пары метров. Последний раз я была здесь семь лет назад. Еще шаг. Воздух вокруг вздрагивает и словно плывет, обретая консистенцию киселя. Сердце заходится. Блин, я определенно спятила.
Еще один шаг – сердце неистово грохочет, легкие качают воздух, ладони взмокли.
Где мы двое?
Здесь.
Еще одни шаг – звук собственной крови, бегущей по моим венам оглушает меня, нервная дрожь в кончиках пальцев, и я совершенно не чувствую ног.
Где мы двое?
Выходи уже, сволочь…
Еще один шаг – я слышу скрип старого дерева, пожалуй, слишком гнилого, чтобы не бояться ступать на него, но мне некуда деваться. Следующий шаг отделяет меня от земли, и я зависаю над пропастью в десяток метров, удерживаемая лишь старыми, прогнившими досками. Внизу – камни, холодные и острые, а под ногами – трухлявое дерево – весьма ненадежная перспектива, но кто вообще может похвастаться чем-то большим? Большая часть из нас идет по хлипкому, старому мосту, который вот-вот рухнет и держится исключительно на честном слове: нелюбимая работа и грядущий кризис с последующим сокращением штата, а вам сорок три и уже поздно учиться на врача или юриста; неверный супруг, который недавно отметил третью годовщину знакомства со своей любовницей, и вы уже не понимаете, кто из вас любимая жена в гареме; бестолковый сын, которые не хочет учиться, не хочет в армию, не хочет работать – он вообще ничего не хочет, кроме как трахать баб на заднем сиденье своей машины; своенравная дочь, которая не умеет и даже не хочет учиться находить общий язык со своими сверстниками, и вы в сотый раз представляете её старой девой в окружении двух сотен вонючих кошек разных мастей. У всех – свой мост и свои камни, и все, на что нам остается надеяться – что тот, кто строил его, был подкован в строительстве мостов и не прикарманил себе половину тех гвоздей, что должны были быть вбиты в эти доски. Что он достаточно трудолюбив, чтобы сваять что-то настолько крепкое, что оно держит вас вот уже пятнадцать лет, и продержит еще… сколько? Всем интересен этот вопрос, и никто не знает на него ответа. Все, что нам остается – шагать вперед по трухлявым доскам и тихо шептать себе под нос – Господь – пастырь мой, на тебя уповаю я…
Я встала посредине моста, закрыла глаза и замерла. Боюсь смотреть вниз не потому, что боюсь высоты, а потому, что боюсь памяти – я до сих пор вижу её там внизу, на острых холодных камнях. Я бросила её там. Оставила одну.
Боящийся несовершенен в любви.
Для любви нужна смелость. Слишком много смелости – столько, чтобы на двоих хватило, а у меня нет даже на меня одну.
Стою с закрытыми глазами и трясусь от страха. Что же ты медлишь, тварь? Где ты? Звала меня, звала, а сама не являешься. Открываю глаза и смотрю.
Никого.
Кругом лес и тишина, кругом полумрак и прохлада. Стискиваю зубы и тихо шепчу:
– Волки воют за углом, мы с тобой…
Воздух сжимается.
– … гулять идем. Мимо старого крыльца…
Марево из прозрачного киселя дрожит в нескольких метрах от меня. Я еле дышу:
– …, где видали мертвеца. Речку бродом перейдём, где сомы… – вздрагиваю и трясусь, пошатываясь на подгибающихся коленях, потому что в нескольких шагах от меня воздух становится плотным, полупрозрачным, как матовое стекло, – … размером с дом. Мимо кладбища… Господи… – хриплю я, потому передо мной уже не воздух. Жадно хватаю ртом кислород, цепляюсь холодными руками за перила, но продолжаю, – …, где нас зомби чмокнет в правый глаз. А за кладбищем лесок… – тараторю я, слыша, как воздух в моих легких шелестит, словно полиэтиленовый пакет, а голос становится все тише, дрожит все сильнее, потому что впереди меня – тощий торс и длинные, тонкие конечности с обгорелыми пальцами, – …, а в лесу глубокий лог… – я делаю шаг назад, но в этом уже нет никакого смысла – я вижу вытянутый череп и щупальца мертвой плоти, двигающиеся как змеи, – … и колодец там без дна…
Тварь проявляется мгновенно и четко – в одну секунду она материализуется из ничего, превращаясь во что-то черное, жуткое и до ужаса реальное. Что-то, чему нет названия, что настолько страшно, что название ей ни к чему. Она разрывает полотно кожи в нижней части лица, и моим глазам открывается бездна – она мерзко корчится, складывая воздух в слова: