– Идем.
Прежде, чем встать, я беру телефон, открываю плеер и нажимаю «play» – в тишине дома музыка взрывается, разливаясь по комнате настроением, от которого улыбка сама расползается по лицу. Поднимаюсь с дивана, и пересекаю зал, кружась и напевая: «I’m King of the clouds, of the clouds7…». Нянька ползет за мной по потолку, выгибаясь и дергаясь. Может, она так танцует, кто знает? Она выбрасывает руки и ноги, которые гнутся, словно в них нет хрящей, словно ей не больно, словно её не коротит каждую секунду её существования. Она выбрасывает из реальности лишнее и обгоняет меня возле самой двери ванной, открывая её и забираясь туда первой. И покачиваясь на волнах музыки, я смеюсь и догоняю её.
Принимаю душ и очень стараюсь, укладывая волосы. А затем стягиваю их в конский хвост.
На улице пасмурно – низкие тучи – огромным покрывалом над головой, а воздухе пахнет дождем. Скоро польет. Мои ноги раскачивают качели, а тело становится маятником, нежась в объятьях гравитации, которая то отпускает меня на сотые доли секунды, то снова притягивает, давая почувствовать свой вес в полной мере. Я чувствую себя крохотным пауком – я раскинула сеть из тонких, незаметных глазу паутинок, и жду свою бабочку. В моих руках – музыка, и она придает этим семи утра совершенно незабываемую окраску – темно-серые тучи с востока и под ними зелень деревьев, кустарников и травы становится невыносимо зеленой, словно каждый листочек, каждая веточка и травинка подсвечены изнутри, превращаясь в изумруды. Ветер приносит запахи цветов, смешанных с подступающей грозой, и приятно ласкает кожу прохладным прикосновением.
Моя бабочка появляется в начале восьмого – порхает под «нектаром» который слегка сбивает её ориентиры, а потому крылья у неё еле заметно заплетаются, что, впрочем, никак не мешает ей посматривать по сторонам, и когда она залетает во внутренний двор и видит меня, её лицо расплывается в улыбке:
– Привет, Хома.
Я улыбаюсь:
– Привет.
Нянька, открывает свой единственный глаз и устремляет взгляд на Кирилла, и откуда-то из-под качелей доносится слышимый только мне хруст позвонков.
***
Он тяжело дышит, а мне так больно, что я закрываю глаза. Боль и стыд расползаются по мне, как нефтяное пятно по поверхности океана – я чувствую пленку, покрывающее моё горло, заползающее в легкие – мне трудно дышать. Открываю глаза – Нянька корчится на потолке – ей тоже больно. Я смотрю, как извивается её черное тело, как оно дергается и выгибается. Я закусываю губу, чувствуя, что вот-вот заплачу. Господи, до чего же противно… Черная тварь прямо над нами раскрывает рот в безмолвном крике. Я раскрываю рот, пытаясь вздохнуть – его тяжесть душит меня. Даже вспомнить не могу, отчего завидовала «идолопоклонницам заднего сиденья». Мне стыдно. Кирилл на мне. Кирилл во мне, и то, что я чувствую его внутри себя, рождает во мне стыд. Стыд и боль. Он сжимает руку на моей заднице, прижимает её к себе ещё сильнее, забираясь в меня еще глубже. Я стискиваю зубы и жду, когда же всё это закончиться. Нянька выгибает голову, запрокидывает её назад, касаясь затылком собственного позвоночника, пальцы её рук свело судорогой, на лице застыла беззубая ярость. Я вцепляюсь в его спину. Его запах проник в каждую клеточку моего тела, я чувствую себя грязной. Он ускоряется, и боль парализует меня, вонзаясь иглами в мой живот. Я скулю. Нянька плачет. Кирилл уже ничего не соображает и думает, что мне хорошо, и впивается губами в мою шею, я все сильнее вцепляюсь в его плечи, пытаясь оттолкнуть огромное тело. Его быстрое, сильное дыхание жжет плечо. Черная тварь льнет к потолку, выгибая руки и ноги под неестественными углами. Я открываю глаза – Нянька поворачивается ко мне, и наши взгляды встречаются – боль, унижение, страх… Грубость рождает боль, подчинение рождает унижение, и только страх всегда сам по себе – он рождается из многого и многое порождает сам. Как огромная густая капля, Нянька стекает с потолка и расцветает за спиной Кирилла сотнями игл, распустившихся вокруг его головы сферой из тонких, рваных щупалец – они нацелены прямо на его голову. Он её не чувствует, не слышит – скорость выше, боль сильнее. Рот Няньки безмолвно кричит от отчаянья, а единственный глаз оживает предчувствием катастрофы, и где-то там, за пеленой мутного глаза, рождается смерть…
Все заканчивается быстро и резко – я даже не успеваю что-то сообразить. Кирилл замирает и шумно выдыхает, упираясь лбом в подушку прямо над моим ухом. Его дыхание быстро шелестит прямо над моим ухом, его тело сбрасывает обороты, его руки расслабляются. Он поднимает голову и целует меня в щеку, губы, шею, плечи. Кирилл нежен со мной, Кирилл ласков, а за его спиной искрит смерть, раскинув черные лапы – она ждет моего приказа. Мне противно – я отталкиваю его. Он выпускает меня, отпускает мое тело, разжимая тиски огромных рук, и ложится рядом со мной. Он и не подозревает, что в этой комнате нас трое. Он устало улыбается, а я стараюсь не смотреть на чудовище, что висит в полуметре от его лица.