То, что она увидела, еще долго будет сниться ей в самых жутких кошмарах.
Над пропастью висит рыжеволосая девушка и хрипит – она слышит этот жуткий звук даже отсюда. Девушка висит в десяти метрах над руслом старой реки. Река давно высохла, обнажив каменное дно, словно тысячи крохотных зубов. Девушка зависла в полуметре от перекладин старого деревянного моста, что был прокинут на ту сторону еще в те времена, когда сама Ольга Сергеевна была маленькой. Девушка с огненно-рыжими волосами ни за что не держится – её руки и ноги безвольно висят, словно дохлые змеи, время от времени конвульсивно подрагивая. Девушка с огненно рыжими волосами ни за что не держится, ни на что не отпирается, ничем и ни за что не цепляется – она просто парит в воздухе в десятке метров от земли.
А на мосту стоит её дочь и улыбается.
И когда Ольга Сергеевна кричит имя своей дочери, она чувствует, как сердце останавливается – обернувшаяся на её зов, дочь смотрит на неё одним глазом, вместо правого зияет пустая глазница, а волосы ребенка шевелятся отдельными тонкими локонами, словно вся её голова наполнена змеями.
– Таня!
Я оборачиваюсь и вижу свою мать – она дышит хрипло, часто, с каким-то странным присвистом на вдохе, её глаза обезумели – они мечутся между мной и рыжей, её рот раскрыт, но не произносит ни слова. Все её лицо – белая маска, все её тело – натянутая пружина. Как и тогда. Как и в тот день. Она медленно идет ко мне, и я вижу, как она прихрамывает на одну ногу – там сломан каблук и он мешает ей нормально идти. Её руки – натянутая струна, готовая сорваться в любой момент – они прекрасны, словно когти хищника. Мама набирает воздуха и спрашивает меня:
– Как ты это делаешь?
Черное чудовище поворачивает вытянутый череп – единственный глаз нацелен на мою маму. Хруст позвонков за моей спиной, и голова твари выворачивается ровно под углом девяносто градусов.
Воют волки за углом,
Мы с тобой гулять идем
– Это не я, – отвечаю я ей.
Моя мама становится еще белей:
– Это она, да? Тань, снова она?
– Как это может быть она, если тогда… в тот день… ты что, не помнишь? Не помнишь, что случилось?
– Я помню, Таня, я помню! – мама медленно идет ко мне. – Таня, а кто это?
Я оборачиваюсь и смотрю в глаза своей ненависти – кто она мне? В том варианте, какой она стала сейчас? Она – друг? Она – враг? Я снова смотрю на маму:
– Нянька, – отвечаю я.
Мимо старого крыльца,
Где видали мертвеца
Мама уже совсем близко, в паре метров от нас, и я чувствую запах её духов. А еще я чувствую мертвый холод и дрожь обугленной твари за моей спиной. Мама делает еще один шаг, и еще – её ноги скрипят по доскам старого моста, её руки медленно тянутся к рыжей, а в следующий миг Нянька резко отдергивает тело девушки влево.
Мама тихонько вскрикивает, но быстро берет себя в руки:
– Таня, давай мы перетащим девочку на землю… – говорит она тихо, но четко и безапелляционно. Мама снова тянет к ней руки, а Нянька за моей спиной заходится в беззвучном крике.
Мама говорит:
– Таня, помоги мне перетащить девчонку, – мама тянет руки и говорит, – Давай, давай, Танюш! Одной мне не справиться.
Я смотрю на то, как мама хватается за левую руку рыжей и тянет её к себе:
– Таня, помогай. Давай, Танюша, давай, а то мне тяжело…
Я смотрю на неё и только теперь понимаю, что плачу – слёзы катятся по моим щекам.
Речку бродом перейдем,
Где сомы размером с дом
Поворачиваюсь к черной твари, смотрю в её мутный глаз – я снова предаю тебя. Снова. Как и тогда.
Мимо с кладбища, где нас
Зомби чмокнет в правый глаз.
Мама хватается за рыжую двумя руками и что есть силы тянет к себе, пытаясь перетащить её за деревянные перила.