Для Стива мало что изменилось.
Разве что Нэнси больше не ждёт его по утрам и в перерывах между уроками целует другого. Но это мелочи. Пережить расставание с девушкой, ради которой хотелось стать лучше, легче, если тебя пытается сожрать демопёс. А уж если он — и его семейка — имеет виды на шайку полоумных ребят — тем более.
Вытаскивать их задницы из огня не самое благоразумное решение. Будь он один — драпал бы на своих двоих за горизонт. Однако кто-то решил, что роль няньки ему к лицу.
Сейчас, когда всё позади, и ни один монстр с зубастой рожей-цветком не норовит откусить от него кусок, Харрингтон признаёт: такая забота способна отвадить от любых житейских проблем. И боль, потерянность и непонимание — «Это чушь, всё это чушь, Стив!» — сглаживаются в памяти.
Сама ты чушь, Нэнси Уилер, — прекрасная, ныне недоступная чушь. А он, вообще-то, отличный нянь. Все доверенные ему малявки целы, живы и, вон, опять занимают коридор своей компашкой уродов.
Как на подбор — Дастин, Лукас, Майкл, Уилл, теперь ещё и Макс. Не хватает только Одиннадцатой, чьи документы в школу пока не готовы. Впрочем, её присутствие ничего бы не дало: они по-прежнему лузеры. И ему по-прежнему на них плевать. Выжили вместе, но кому какое дело? Медалей им не дадут, героями не объявят. Забыть и идти дальше — лучший выход.
У Стива и так репутация подмочена: бросил всех и вся ради Нэнси, а она бросила его. Бывший друг — был ли он другом? — никогда не перестанет насмехаться и настраивать окружающих против него. Дружба с лузерами всё усугубит. Он и без того всего лишь на пару шагов от них.
— Эй, зубастый!
По-прежнему. Всё по-прежнему.
Хэндерсон оборачивается на обидчика. Удивительно, что время идёт, а одного задиру сменяет другой, и они всегда тебя находят, особенно если ты чудаковатый. А эти ребята такие все до единого.
— Отвали, или я тебя укушу!
— Ты, похоже, уже своего дружка укусил, то-то он такой прибитый, — гогочет верзила, и его свита из трёх дегенератов, похожих на гиен из «Короля Льва», поддерживает главаря. — Зомби-ма-а-а-альчик! — тянет.
— Отстаньте! — встревает Уилер, рукой отодвигая от них побледневшего Уилла.
— Больше заняться нечем? — злится Макс, и только Лукас удерживает её от драки. Но этого мало. Вот будь здесь Одиннадцатая, и обидчикам прямая дорога к стирке штанов.
Стив наблюдает, как и все, с едва скрываемым любопытством, чем же это закончится. Но, в отличие от других, чувствует, что ничем хорошим.
И почему-то понимание этого жутко бесит.
Стиву Харрингтону плевать на этих детей, он вообще спиногрызов не выносит. Ему плевать, чем они занимаются, о чём говорят, и кто ставит палки им в колёса. Ему плевать, понимаете?
Для остановки нет причин, и всё же.
— Эй! — его ладонь касается плеча верзилы, и тот опускает на него взгляд, именно опускает, ведь Стив ниже. — Тебя мама вежливости не научила?
Гогот смолкает. Всё смолкает, кроме:
— Врежь ему, Стив! — подбадривает Дастин.
— Они же лузеры, — бросает кто-то из «свиты».
— Абсолютные, — соглашается Харрингтон, и дети разражаются возмущённым единогласным «эй!». — Но ещё раз тронете моих детей, пропашете носом весь коридор, усекли?
Тишина. Даже малявки не издают ни звука.
На него как-то странно смотрят со всех сторон.
Для Стива Харрингтона мало что изменилось. Он всё ещё король этой тупой школы. Король без приспешников, король без бойни; король с народом, впервые увидевшем в нём не просто симпатичного венценосного осла.
Особенно женская половина. Парень не сразу узнает, какой вызвал резонанс и какие мечты пробудил в юных сердцах его вид — «он словно рыцарь!» — рядом с детьми — «а они такие сладкие!».
Стив, вообще, ждёт, что ему врежут. Но у обидчиков поджимаются хвосты, и они что-то там мямлят. Все четверо выше и крупнее его. И мямлят. Чего?
— Пошли нахрен отсюда, — заканчивает этот балаган Харрингтон, и те смываются, а девичий хриплый стон звучит неприлично громко.
Он ничего не понимает и смотрит вслед задирам с неверием, скривив верхнюю губу в «я-ничего-не-понял» выражении.
— Круто, чувак, — пихает его в бок Дастин, и остальные кивают, даже Макс глядит с уважением. Раздражающая улыбка — «смотрите, у меня есть все зубы!» — озаряет лицо мальчишки, и он протягивает парню пятерню. — Дай пять!
Это приводит Стива в чувство. Случилось и случилось, нечего об этом думать. Забыть и идти дальше.
Он даёт Хэндерсону подзатыльник:
— Придурки, — говорит. — Идите в класс.
Пренебрежительный жест нисколько не умаляет сияния в глазах детей, а улыбка Дастина становится только шире, и он хрюкает, засмеявшись.
Парень качает головой и уходит в противоположную от них сторону, и все, как и раньше, до Нэнси и его «метаморфоз», провожают юношу взглядами, полными обожания, восхищения и уважения.
Для Стива Харрингтона мало что изменилось. А вот в нём изменилось многое.