Зачет он не завалил, но хорошего настроения от этого не прибавилось. Каждый раз, когда его спрашивали, где Китнисс, желудок неприятно сжимался, а к горлу подкатывал тошнотворный комок.
“А ты не думал, что что-то могло случиться? Например, с ее горячо любимой мамочкой, по которой ты прошелся своей необоснованной злостью. И не надо мне ля-ля, что она была вполне обоснована. Мы уже выяснили, что девушка тебе даже намека не давала ни на отношения, ни на кроватку. Скорее, она всячески намекала, что ничего не будет. Так что давай будем справедливы: только ТЫ во всем виноват. Ну, и немножко Хоторн. И то, только тем, что подкинул информацию твоему нетрезвому мозгу, которую все же ТЫ извратил и перевернул по-своему. Что, опять хочешь поспорить?” - В этот раз голос звучал даже немного устало, как будто ему надоело объяснять прописные истины этому идиоту. Себе, то есть.
Нет, Пит больше не собирался спорить. Он уже в полной мере осознал, что был не прав. Он был бы рад вернуть то непринужденное общение с девушкой ,которое у них было до того, как он все испортил. Он был бы рад вымаливать ее прощение, которое, он не сомневался, получил бы. Ведь она добрая. И отходчивая. И умеет прощать. Не сразу, конечно, может, через несколько дней, или через несколько травм, но простила бы. Если бы только появилась и дала ему шанс об этом прощении попросить.
Совесть, о которой так часто упоминала Китнисс, оказалась пренеприятнейшей личностью. Теперь она донимала его не только днем, но взяла за моду появляться и по ночам. И ладно бы, если бы она приходила в его сны в образе сероглазой красотки. Нет, она вообще не давала ему уснуть. И договориться с ней никак не получалось.
Даже после того, как Пит пообещал, что подождет до воскресенья, и если она не появится, поедет в пансионат (потому что этот визит Кит точно не пропустит, у него вообще было подозрение, что она поселилась там в одной комнате с мамой, чтобы оберегать ее покой от него), она уселась прямо в центре его головы и сказала, что не сдвинется с места до этого самого воскресенья.
Утром Пит едва смог разлепить глаза. Уснул он поздно, и первая мысль, которая появилась в невыспавшемся мозгу - что он не пойдет ни на какую учебу. Китнисс там все равно не будет, так что отчитывать его никто не будет. Ну, может, отец, который последнее время рьяно старался наверстать упущенное.
“А если именно сегодня она придет? А тебя нет. Хочешь опять увидеть разочарование в ее глазах?”
Чертыхнувшись, парень встал и начал быстро собираться, чтобы успеть на первую пару.
Иногда у Пита появлялись мысли, которые его до чертиков пугали, и от которых желудок даже не сжимался, а делал сальто:
“А вдруг она решила все бросить к черту, сожгла все мосты и решила больше НИКОГДА не возвращаться?”
И совсем непонятно было, кому эта мысль принадлежит - ему, совести, или это результат их совместной мыслительной деятельности? И совсем непонятно было, почему эта мысль так пугает Пита, если, по сути, должна радовать?
В воскресенье он уже с самого утра был на ногах. Хотелось поскорее уже поехать и поговорить с девушкой, но ему нужно быть точно уверенным, что она уже там. А то, увидев его машину на стоянке, она может просто развернуться и уйти.
Промаявшись до одиннадцати, Пит зарулил в магазин и купил коробку птичьего молока - любимых конфет миссис Эвердин. Он решил начать примирение через маму, потому что во-первых, он был не прав в первую очередь по отношению к ней, а во-вторых, если мама его простит, то и Китнисс не сможет устоять.
Уже на подъезде к воротам, Пита накрыла неуверенность. Паролем для входа всегда служила фраза, произнесенная Китнисс. А вдруг его не пустят?
Но после “Мелларк, посещение”, произнесенного дрогнувшим голосом, замок щелкнул и преграда поехала в сторону.
Пит знал, где находится палата миссис Эвердин, но сначала направился к ресепшну. Нужно было расписаться в журнале для посетителей. Ну, и немного оттянуть время, потому что парень внезапно почувствовал робость.
- Пит, здравствуй! - Миссис Флер, которая из всех работников нравилась ему больше всего, смотрела на него, приподняв брови. - Не ожидала тебя здесь увидеть, да еще и одного. Как Китнисс?
Этот добрый участливый взгляд… Совесть ткнула его пальцем под ребра, заставляя сказать правду.
“Ну уж нет, дудки!”
- Я ее еще сегодня не видел, опоздал немного. Вот, решил приехать сразу сюда. - Пит кивнул в сторону палаты. - Так я пойду? Она, наверное, уже заждалась, как и миссис Эвердин. - Он растянул губы в самой обаятельной улыбке, которая только имелась в его арсенале.
- Куда? - Недоуменный взгляд доброй женщины не дал ему сделать и шагу. - Миссис Эвердин у нас больше не проживает, и Китнисс здесь нет…
Теперь настала очередь Пита смотреть на миссис Флер ничего не понимающим взглядом.
- Я думала, ты знаешь… В прошлое воскресенье у миссис Эвердин был приступ… Китнисс просидела здесь до самого вечера, пока с ее мамой работали врачи. А потом мать попросила ее забрать отсюда, и в понедельник Кит подписала все нужные бумаги… Я и хотела у тебя узнать, как это все переносит бедная малышка. Очень часто люди, которым нужна помощь, считают, что от них пытаются избавиться, поместив в наш пансионат, или, что их держат в клетке, хотя у нас самые лучшие условия, которые только может предложить заведение такого типа. А справляться самостоятельно, дома - не у каждого родственника хватит на это сил и терпения.
И опять этот участливый взгляд. Пит сейчас рад был бы оказаться в любом месте, только не здесь.
“Черт, черт, черт! - Раньше Пит думал, что холодный пот - это выдумка писателей, этакий литературный оборот. Но сейчас эта фигура речи покрыла его затылок под волосам и знобящей каплей покатилась вдоль позвоночника. Резкая слабость, от которой закружилась голова, тоже оказалась не выдумкой. - Заткнись! - Предупреждение было адресовано совести, которая, сдавив своей холодной ручкой его горло, уже открыла рот. - Без тебя знаю!”
Сглотнув противный комок, который мешал говорить, Пит медленно попятился к двери.
- А… точно. Я забыл просто, - оправдания звучали жалко и испуганно, - и приехал сюда, а надо было домой. Ну не дурак ли? - Дрожащие губы никак не хотели складываться в улыбку. - Вот, держите, это вам. - Он почти бросил на стойку коробку с конфетами, которая жгла ему руку и вылетел за дверь.
Адреналин в крови заставлял как можно быстрее убраться из этого места. Вдавив педаль газа в пол, Пит резко развернул машину и, не обращая внимания на неровности дороги, поспешил уехать. Но, не проехав и километра, так же резко остановился.
“От себя не убежишь…”
Он невидящим взором уставился в лобовое стекло и даже не стал шикать на совесть. Вот они и догнали его. Последствия.
Чтобы Пит ни говорил Эвердин в тот день, он на самом деле не верил в них. Жизнь воспринималась, как игра: ты делаешь то, что хочешь, или то, что считаешь нужным… Кому-то это нравится, кому-то нет. Кто-то обижается, ты просишь прощения (и не важно, чувствуешь ли за собой вину - это просто ритуал), тебя прощают, и игра начинается сначала. Если кто-то тебя не прощает - значит, сам мудак.
Как-то Пит никогда не задумывался, что все на самом деле серьезно. Некоторые поступки возврату и обмену не подлежат. Есть вещи, которые нельзя исправить с помощью дешевой коробки конфет, от них нельзя откупиться.
Он никогда не считал себя подлецом. Да, раздолбай, недисциплинирован и безответственен, но это скорее весело и смешно, разве нет?
Неутешительный вывод напрашивался сам собой: в этой окружающей его реальности он и есть главный злодей. Подлец и мерзавец, который, проходя мимо и посмеиваясь, может запросто сломать человеку жизнь. Или лишить ее. И пойти дальше, даже не оглянувшись на прощанье.
Как же ему сейчас хотелось забыться! Напиться до зеленых чертей в глазах и забыть это холодящее душу чувство презрения к себе. Теперь он начинал понимать завзятых алкоголиков. Наверняка, это люди, которым есть что забывать. Но то, что они не могли остановиться, говорило само за себя: алкоголь не помогает. К тому же, как сказала бы Китнисс Эвердин, некоторые вещи нужно нести в себе до конца жизни и не сметь забывать.