Идя в мутноватой дымке тумана к колонке, Кит услышала первые звоночки рассвета - птицы выводили мелодичные трели, восхваляя свою, хоть короткую, но такую радостную жизнь, силой струящуюся под их крыльями. Замерев посреди дороги и рискуя исполнить роль вестника чьего-то двухсотпроцентного несчастья - с двумя пустыми ведрами в руках - Китнисс не могла оторвать взгляд от рождения нового дня. Розовые полоски, широкими мазками легшие на сизый фон неба, незаметно, но неизбежно ширились, пока не заполнили собой треть небосвода, ближе к земле выгорая до бледно-оранжевого, почти персикового. Не моргая из-за страха пропустить что-то важное, что-то ключевое, Китнисс напряженно ждала. Она и сама не смогла бы толком объяснить, что именно заставляет ее стоять, боясь пошевелиться, издать лишний в этой какофонии утренней гармонии шорох порывистого вздоха, пока над краем мира не блеснул первый полноценный луч солнца. Задохнувшись от восторга, Кит сильнее сжала тонкие, врезающиеся в пальцы, ручки ведер, но не ощутила боли. Одновременно с тем, как над лесом с неожиданно быстрой скоростью после пролога из розовых тонов в стиле легато поднимался слепящий шар, Китнисс ощутила, как в ней зарождается благостная пустота. Так вот она, оказывается, какая - свобода. Пустая, темная, как черная дыра, заглатывающая в себя все чувства и эмоции, как высокая волна цунами, стирающая барьеры, запреты, страхи и даже желания. Но после того, как волна схлынула, унося в великое ничто завоеванные трофеи, в душе начало зарождаться что-то новое, чему Китнисс не могла подобрать название. Поднимаясь от кончиков пальцев, оно наполняло душу радостью, а тело легкостью. Вытесняя темноту, светлое блаженство разливалось по венам, тонкими нитями опутывая каждый нерв, заполняя каждую клеточку необоснованным счастьем. Свобода.
В голове появились как-будто чужие, но такие естественные мысли. Отныне она не будет закрываться в коконе правил и запретов, не будет идти на поводу людского мнения и вековых запретов. Не нужно больше бояться или сдерживать себя, оправдываться или злиться, стараться или договариваться с совестью. Она никому ничего не должна. Ни обществу, ни матери, ни Питу, ни себе, ни жизни. Даже быть счастливой - она не должна. Если ей грустно - она может позволить себе плакать. Если ее переполняет радость - она может обнять любого человека в этом мире, да и сам мир, делясь своим счастьем. Она может все. Смеяться и плакать. Петь и кружиться в танце. Любить и ненавидеть. Парить в небесах и больно ударяться о реальность. Она может это себе позволить.
Когда жаркий солнечный шар поднялся полностью, расплавив розовое небо до почти прозрачного аквамаринового цвета, девушка с удивлением осознала, что твердо стоит на обеих ногах, а не летает над землей. Время рассыпалось в пыль, и то, что казалось несколькими часами, или вечностью, на самом деле заняло не больше десяти минут. Которые смело можно было назвать десятью минутами, изменившими одну маленькую жизнь.
С этого момента Китнисс ощущала себя одновременно твердой и непреклонной скалой, чье спокойствие не под силу было разрушить ни людям, ни судьбе, ни богу, и задорным ручейком, текущим и меняющимся, но верным своему стремлению вперед, своему движению. В конце концов, действие ради действия - это тоже движение к цели, к мечте, которой, возможно, еще нет. Или есть, но ты еще не оформил ее в слова, не дал ей имя и не поселил ее в своем сердце. Только смутное ощущение необходимости и… правильности.
Вернувшись в дом и поставив на печь ведра с водой, тяжесть которых осталась девушкой незамеченной, Китнисс захотелось тут же разбудить маму и поделиться с ней своим новым ощущением окружающего мира. Хотелось не только рассказать ей, хотелось кричать об этом во всю силу голосовых связок. Сдержавшись, Кит пошевелила угли в топке и осталась сидеть, с тихой улыбкой глядя на всполохи огоньков, перебегающих с одного кусочка дерева на другой, сплетающихся в общем танце и тут же распадающихся на мелкую россыпь огненной росы. Прижав руки к груди, Китнисс хранила в своем сердце бусинку такого же огня, дарящего ей спокойную уверенность - в себе, в своих силах, в будущем.
Закрыв заслонку и свернувшись калачиком под боком продолжающей спать матери, Китнисс с такой же умиротворенной улыбкой смежила глаза. И снился ей ровный матово-бежевый холст, не запятнанный ни единым пятнышком, ни единой соринкой или каплей краски. Бесконечная идеальная чистота, на которой будет написана новая история, с новыми героями и новыми событиями.
Еще раз пробежав по строчкам глазами и сознательно обделив вниманием одну - самую главную - Кит, удостоверившись в его реальности, положила аккуратно сложенное письмо в карман. В принципе, ее планов оно не меняло. Но, если это правда, Мелларку лучше не попадаться ей на глаза.
Рабочие сновали перед домом, раскладывая на кучки мусор, оставшийся от сломанной крыши. Когда-то крепкие и толстые, а теперь источенные и подгнившие балки можно было пустить на дрова. Шиферу и ошметкам утеплителя место только на свалке.
Китнисс стояла перед своим бывшим домом, наблюдая за на первый взгляд хаотичными, но на самом деле, строго упорядоченными действиями людей, разбирающих завалы из строительного мусора. Она не позволяла себе впустить в сердце тоску. Да, этот дом видел много счастливых моментов, он наблюдал за любовью своих жильцов друг к другу, но теперь он стал стар. Его воспоминания стали блекнуть, подернутые дымкой времени, они все чаще путались и исчезали, погребенные под обломками разбитых стекол.
Дом был старым другом, помнящим ее еще в пеленках, и Кит ни за что не смогла бы его разрушить. Зато она могла подарить ему новую жизнь, новые счастливые воспоминания.
Миссис Эвердин тронула дочь за локоть, отвлекая от философских размышлений и рассматривания “большой стройки”.
- Милая, рабочие справятся сами, нет нужды над ними стоять. - Мать потянула Китнисс к костру, над которым весело булькал котелок с супом. - Все уже собрались на обед, ждем только тебя.
Благодарно кивнув матери, Кит взяла в руки миску и присела на один из пней, расположенных вокруг костра. Прогнившую часть крыши нужно было успеть заменить в течение одного дня, поэтому еще засветло все участники собрались перед домом Эвердин. Пока работники раскладывали инструмент, Китнисс выносила последние вещи из дома. Лучше один раз все вынести и один внести, чем сначала пытаться укрыть все пленкой, а потом долго и натужно оттирать. К тому же, завтра должны привезти все, что они заказали: необходимую мебель и кухонную утварь, постельные принадлежности, компьютер. Этот предмет, который девушка раньше считала роскошью, был заказан в числе первых и самых необходимых вещей.
Китнисс не собиралась оставлять маму без своего общества и присмотра. Подвести интернет и скачать программу для видеовызовов не составляло никакого труда. Зато теперь они смогут каждый день видеться, даже находясь на расстоянии. К тому же женщина, нанятая в качестве сиделки, должна была постоянно держать Кит в курсе.
Сидя с металлической, немного прижигающей пальцы, миской в руке, Китнисс сосредоточенно дула на суп, чтобы он побыстрее остыл. Внимание, всецело направленное на ложку, нет-нет, да отвлекалось на визги довольного ребенка. Он то носился вокруг взрослых, почти задевая их плечи сбитым из досок на скорую руку самолетом, то елозил от нетерпения на плечах Гейла, ожидая, когда уже начнется обещанная конная прогулка и полностью игнорируя недоверчивый, чуть напряженный взгляд матери. Пацан был счастлив и не скрывал этого. Китнисс радовало это счастье, и она тоже больше не пыталась скрывать свои чувства.