Салфетки, бумажные полотенца, тряпки. Есть в этом доме хоть что-нибудь? Погладив маму по здоровому плечу, обошла кухню по кругу, заглянула в шкафы, но ничего, кроме рассыпанной крупы и пустых полок не нашла. Игорь с Ольгой по-прежнему мирно беседовали. Точнее, почти мирно.
Альфа постоянно гневно огрызалась и сердито поглядывала на нас с мамой. Что это за дом такой, даже аптечки нет. Не успела я выразить свои мысли вслух, как раздался надрывный сигнал телефона. Мама, испуганно распахнув глаза, вытащила из кармана старенькую нокию и уткнулась в экран.
Готова поспорить, что звонит отец. Каким-то неведомым шестым чувством он узнавал, что маме нужна помощь. Однажды он даже сбежал с работы, когда мама неудачно упала и повредила колено.
Услышав звонок, Ольга оживилась и, оттолкнув Игоря, выхватила телефон из маминых рук.
— Как ты посмел? — сквозь зубы прошипела она. — Думаешь мне неизвестно, чья это машина уже целых пять мину стоит у границы леса? Или ты наивно подумал, что я не почувствую, как вибрируют потревоженые тобой охранные метки?
Приглушённый голос отца что-то неразборчиво произнёс на незнакомом мне языке и лицо Альфы вытянулось от удивления. Затем колючий взгляд, от которого невольно захотелось поёжиться мельком прошёлся по моему лицу, и Ольга ответила на том же странном наречии. Вроде русский, но слова исковерканы до неузнаваемости. Понять бы о чём идёт речь.
Все замерли в ожидании. Мама, взволнованно теребя край шарфика. ёрзала на табурете и постоянно нервно подёргивала потревоженным плечом. Игорь, скрестив руки на груди, опёрся плечом о стену и, нахмурившись, взирал на то, как постепенно исчезают с лица Альфы звериные черты. В последний раз что-то раздражённо рыкнув, Ольга нажала отбой и швырнула телефон на стол.
— Я не изменю своего решения. Убирайтесь!
— Ольга! — предостерегающе окликнул её Игорь. — Давай не будем торопиться. Нам позарез нужна Омега! Стае нужна Омега.
Настороженно ожидая ответа женщины, я открыла последнюю закрытую дверцу и нашла одиноко лежащую льняную салфетку. Подошла к маме и убрав грязную тряпку прижала к ране. Надеюсь, у них найдётся антисептик.
— Оставь! Заживёт! — отмахнулась мама и вытерев кровь с рукава, бросила ткань на стол. Царапины выглядели гораздо лучше, чем несколько минут назад. Словно прошло пару дней, как минимум.
— Папа правда здесь? — удивленно разглядывая заживающие на глазах ранки, шепнула маме на ухо.
Мне хотелось так много им сказать, хотелось кричать, плакать, но эти чувства будто заморозились у меня внутри, ожидая более удобного момента для выхода. Сейчас я остро чувствовала только одно - мамину боль и ненависть Ольги. Все остальные чувства, даже мои собственные словно подёрнулись туманом.
Мама молча кивнула в сторону говорившей пары и прижала палец к губам:
— Т-ссс. Идём. — она ухватила меня за руку и настороженно оглядываясь потащила к неприметной коричневой двери в конце комнаты. С тихим щелчком замок открылся, и мы на цыпочках прокрались на террасу. Я оглянулась. Дядя Игорь обхватил лицо женщины ладонями и что-то горячо ей доказывал, а она морщилась и недовольно кривя губы отвечала ему.
— Быстрее! — мама потянула меня за собой, вдоль дорожек.
На дворе стоял полдень и августовское солнце нещадно палило. Маленькие камешки впивались в ступни и больно кололи незащищённую кожу. Не верилось, что мы спокойно уйдём отсюда, охрана не даст.
— Мам, а эта стерва не кинется нас догонять?
— Не смей называть её так! — строгий взгляд метнулся в мою сторону.
— Но ма, она же действительно того! — возмутилась я родительскому произволу и покрутила пальцем у виска.
Не понимаю, зачем она защищает эту сумасшедшую.
— Ольга несчастна. И она не всегда была такой жёсткой. — виновато опущенные глаза, и тихий вздох, говорили о том, что мама знает причину неадекватного поведения женщины. — У неё на это есть причина.
— Какая, мам? — вспылила я, немного повысив голос. — Вы всё время что-то скрываете, недоговариваете. Я имею право знать!
— Не смей на меня кричать! — мама сердито дёрнула мою руку и продолжила, уже тише. — Это сложно объяснить в двух словах. Двадцать пять лет назад, мы с папой были глупыми юнцами, не замечающими ничего кроме своих чувств. Мы безумно любили, строили планы на будущее, планировали свадьбу. Как же мы были слепы. Я была слепа.
Я чувствовала, как тяжёлый давящий эмоциональный кокон, туго сплетается вокруг родного мне человека. Боль и разъедающая нутро вина, такая, что хочется рвать на себе волосы и выть. Мне тут же захотелось, прижаться к маме и целовать - щёки, нос, уши, глаза, пока она не засмеётся радостно, искристо, как в детстве. Не буду отказывать себе в этой малости. Освободила руку из захвата и прильнула к маминой груди. Солёные капли упали на лоб.