Мысленно поминая черта, дёрнувшего меня за язык, я ужом извернулась и прижалась поцелуем к горячим сухим губам.
О том, что будет потом я не думала. Сейчас мне хотелось только одного - заткнуть этому грубияну рот, пока мы не договорились до чего похуже. И, кажется, получилось.
Андрей опешил, даже цепкая хватка на моём затылке на секунду ослабла, чтобы сжаться сильнее, но уже более нежно.
Тесно прижав меня к себе, Андрей с отчаяньем ответил на поцелуй и мне не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Первобытная дикая сила заставляла грудь судорожно вздыматься и с жаром отвечать на жгучие ласки.
Губы горели, расцарапанные жёсткой, начинающей отрастать щетиной. Когда, Андрей, сменив гнев на милость, нежно обвёл языком мои губы, я словно со стороны услышала тихий полувслип-полустон, и осознала, что эти звуки издаю я сама.
Колени безвольно подогнулись и я, чтобы не упасть, обхватила шею мужчины руками.
— Никогда так больше не делай! — резко очнулся от наваждения мужчина и словно котёнка отшвырнул меня прочь, — Никогда! — Андрей развернулся и срываясь на бег, поспешил в дом.
Я обиженно всхлипнула. Дура. Зло растёрла слёзы по щекам. Плевать. Главное, Никки успел убежать, а Андрей я надеюсь, будет так зол, что оставит малыша в покое. Я сама его накажу. Не больше, чем заслуживает его проступок. Хотя нет, наказывать не буду. Прежде чем наказывать - нужно научить и привить нормы поведения. А не чуть-что бить.
Но сначала надо переодеться. Недовольно оглядела брюки: бурые разводы красовались на коленках, что уж говорить про зад, которым я смачно приземлилась в клумбу. Злость придавала решимости. Поднялась на ноги и принялась остервенело отряхивать коленки от налипшей грязи. Война не проиграна. Это был первый раунд. Второй уж точно будет за мной. Пригладила растрёпанные волосы грязной рукой и неторопливо двинулась в сторону дома.
Из кухни послышалась возня и громкие возгласы Розы Васильевны. Подкравшись ближе, приникла к двери. Сквозь толстый слой ДСП голоса звучали приглушённо, но кошачий слух меня не подвёл, и я смогла кое-что разобрать.
— Ну и чего ты добился? Девочка только начала осваиваться в нашем мире, а ты вместо того, чтобы её поддержать, крысишься.
— Роза, ты переходишь черту! Я сам могу решить, как себя вести! — в голосе мужчины прозвенела сталь.
— Андрюша, — женщина тихо вздохнула, — Что с тобой происходит? Уже и на меня рычать стал. Я же тебя смалечку вырастила.
— Извини. — шумный выдох, — Не понимаю, что со мной творится. Кажется, я вновь ощущаю зверя. Но этого невозможно. Он сгорел четыре с половиной года назад, а я чувствую себя только-только вошедшим в силу щенком.
— Но как такое может быть? Мы же видели метку. Она исчезла.
— В том-то и дело, метки по-прежнему нет. Я ничего не чувствую, не слышу. Понимаешь ничего! — за дверью послышался грохот опускаемой на стол кружки. Звон. Роза Васильевна что-то запричитала в ответ. — Только ярость и страх. Я словно щенок перед первым оборотом. Едва не избил собственного сына. И за что? За три испорченные банки краски. Да, чёрт с ней! С этой краской. Когда я увидел, как они веселятся, такое зло взяло. Хотелось свернуть шею мальчишке. Не подвернись Даша... я б его убил. Это страшно, Роза. Какой теперь из меня Альфа...
10
Я не удержалась и приоткрыла дверь, чтобы хоть краешком глаза увидеть происходящее. Злость и обида на Андрея никуда не делась, но любопытство пересилило всё остальное. Мужчина сидел спиной ко мне, а женщина осторожно перевязывала его ладонь. Бинт насквозь пропитался кровью. Я отсюда чувствовала её едкий металлический запах.
— Сынок. — ласково произнесла кухарка, на что Андрей отмахнулся:
— Какой я тебе сынок.
— Сынок. Зря я тебя что ли выкормила, когда у Анечки пропало молоко? Всё образуется! Даша поможет Коленьке обрести единство со зверем, и тебе будет спокойнее. Попроси совет, может, они тебя проверят.
— Ты с ума сошла? Если совет узнает, меня устранят и что тогда будет со стаей? С вами? Это не выход.
— Андрюшенька, может тебе отдохнуть? Возьмёшь палатку, удочки. Рыба у Сидячей скалы нынче жирная уродилась.
— Наверно, так и сделаю. — мужчина откинул прочь разорвал зубами бинт и позволили женщине завязать на концах узелок. — Вот только закончу дела. Спасибо! — Андрей поймал руку Розы Васильевны и приложился к тыльной стороне ладони в мимолётном сыновнем поцелуе.
Вон оно как. Не представляю, каково это — жить без части себя. Если раньше я думала, что оборотни — чудовища, то теперь склоняюсь к мысли, что не так уж они отличаются от людей. Разве, что более вспыльчивые. Я не прощу Андрею эту выходку с ремнём, но и требовать ничего не буду. С таким экземпляром нужно действовать лаской и хитростью.