Я не узнавала всегда бодрую и целеустремлённую бабушку. Она осунулась, её всегда прямая осанка согнулась, морщины стали заметнее, и в глазах погас блеск.
– Ба? – спросила.
– Всё дома!
Даже в такси она молчала. Словно не хотела раскрывать какую-то страшную тайну.
– Ба, что происходит? – Не выдержала я, когда такси отъехало.
– Не знаю, дочка. – Тяжело вздохнула ба. Постояла несколько секунд и открыла ворота . Она частенько меня называла «дочкой», изо всех своих сил пытаясь быть и за мать, и за отца, и за единственную бабушку.
– А Кирилл с кем?
Ба резко развернулась, пронзила своим пристальным взглядом насквозь.
– Значит, ты так и не вспомнила? Хорошо же они тебя напичкали.
– Не вспомнила что, ба?
– Как попала в клинику.
Я покачала головой.
– Нет.
– Пойдём в дом. Там и поговорим. Она согнулась ещё сильнее, словно ноша оказалась непосильной.
Дом был холодным и сырым. Пустым. И детская кроватка, как и все детские вещи, приготовленные мною к приезду малыша, исчезли.
– Ба! А где….
– Сядь! – бабуля меня резко прервала, хотя всегда учила, что перебивать некрасиво.
– Выпей вот это.
– Что это?
– Пей!
Я послушно выпила весь отвар, или что там было. Вкус был отвратительным. Но я стала непритязательной ко вкусам. Поставила на стол пустую чашку. Ба села рядом.
– Мне позвонили из роддома, и сообщили, что у тебя начался истерический припадок. Пока я успела добраться, тебя успели увезти в клинику. Хотя я так и не добилась внятного ответа, почему они это сделали. Ведь в таких случаях необходимо разрешение родственников.
Я не перебивала. Где-то в подсознании я понимала, что предстоит долгий разговор, и он будет нелёгким. Но, словно оцепенела, замерла и приготовилась слушать. Такой ба была только после похорон своего сына.
– Меня почти сразу же провели к главному врачу. Я поинтересовалась, что могло спровоцировать твой припадок. Он долго расспрашивал о твоих детских заболеваниях. Но девочкой ты была спокойной, здоровой и никаких отклонений, ни физических, ни уж тем более психических, я не наблюдала. И уже думала, что пережила на своём веку всё, что могла. Но кто-то там наверху решил, что я не достаточно ещё заплатила за свои ошибки. – Бабуля замолчала. Сделала глубокий вдох. И продолжила:
– Тебе сообщили, что Кирилл умер. Синдром внезапной смерти новорождённых.
Я перестала дышать. Нет! Этого не может быть!
– Это ложь! Я видела Кирилла! Он выглядел здоровым! И более того, неонатолог это подтвердила!
– Мне тоже так сказали. Но это не помогло ему. Крепись, Ника. Может, и не надо было тебе этого говорить. Но я хочу, чтобы ты знала.
Ба говорила монотонным, безжизненным голосом. Её слова доходили до моего сознания, но я никак не могла в них поверить! Это ошибка! Ба просто что-то напутала! Хотя я прекрасно знала, что её острый ум и потрясающая для её возраста память никогда не подводили.
Слёзы сами катились по щекам. Всё остальное словно умерло, словно оборвалась та ниточка, которая связывала меня с этим миром. Ведь только мысль о Кирилле, о том, что я увижу его и возьму на руки, заставляла меня вести себя так, как советовала Яра. Я жила только во сне, где слышала, как смеётся мой малыш. И всё это оказалось миражом, фантазией психически больного человека! Может, и Яра мне померещилась, ведь больше она ни разу не приходила.
– Бабуля, как такое могло случиться?
– Не знаю, моя хорошая. – Ба гладила меня сухой рукой по волосам. – Не знаю. Крепись, детка.
– Я не смогу жить.
– Сможешь! Ты – Рябинина! Ты всё вытерпишь! Не смей, раскисать!
– Но почему, ба? Почему это случилось именно со мной?!
– На этот вопрос никто не знает ответа.
– Я не верю, что это правда.
– Я тоже не верила. Там, на столе, в папке лежат документы.
– Какие документы?
– На Кирилла.
– Нет. Я не буду их смотреть.
– Твоё право. Там два свидетельства: медицинское свидетельство о рождении и медицинское свидетельство о перинатальной смерти.
– Я. Не буду. Это. Смотреть! – упёрлась, как будто это могло изменить что-то.
– С ними идёшь в ЗАГС и получаешь свидетельство о смерти, – невзирая на мои слабые попытки, продолжила ба.
– Я никуда не пойду!
– Тебе придётся сделать это, Ника.
Глава 4.
За окном барабанил дождь. Противный, надоедливый, мерзкий. Впрочем, как и всё вокруг. Мир потерял свою привлекательность, как и смысл. И все мои надежды, что всё будет хорошо, как только я окажусь дома, рассыпались прахом.
– Ника, иди поешь! – строго сказала ба.