— Кто это?
— Его лучший друг. Ты же знаешь того большого парня с татуировками на шее и лице, который всегда рядом с ним, — объяснила она.
— О, да. А у тебя есть его номер телефона?
— Конечно, но я все еще связана своим договором о конфиденциальности. Мне ни в коем случае нельзя давать тебе номер его телефона, — она помолчала. — Дай мне минутку, я придумала. Антон, — позвала она, видно обращаясь к пожилому садовнику.
— О Боже, неужели он уволил и мистера Ормана тоже? — Спросила я в шоке. Пожилой садовник был одним из немногих людей, которые мне действительно понравились, когда меня впервые знакомили в тот первый день с персоналом.
— Нет. Он для господина Волкова как отец. Он оставил его и еще охранников. Тех, кто на самом деле и не выполнил свою работу, отпустив тебя одну с Юлией. Не обижайся на меня, дорогая.
— Прости. Он уезжал на два дня. Я не предполагала, что он так неожиданно вернется, — воскликнула я, преисполненная раскаяния. — Я найду способ все исправить. Пожалуйста, пришли мне номер телефона господина Васильева.
Через несколько секунд я получила смс-ку с его номером.
Шарлотта сидела на диване с чашкой горячего шоколада, из которой подымался пар, и зефиром в руке.
— Мне кажется, что я никогда не видела тебя такой расстроенной и взволнованной, — заметила она. — Успокойся, пожалуйста.
Я расхаживала по нашей крошечной гостиной, ожидая, когда гигант ответит на звонок, держа телефон трясущимися руками. Мое сердце болезненно ударялось о грудную стенку, когда сняли трубку.
— Господин Васильев? Э-это... э-э... Эйприл Винтерс. Няня Юлии.
— Да. Что тебе надо? — холодно спросил он
От его тона во мне умерла вся надежда, но сдаваться я не хотела. Не хотела, пока он открыто мне не откажет, но даже тогда я не успокоюсь, пытаясь уладить то, что натворила своими неосторожными действиями.
— Не могли бы вы мне помочь, поговорив с Ю... с мистером Волковым. Я самовольно забрала с собой Юлию из его дома, в этом виновата только я. Никто из других сотрудников даже не знал об этом. Он не должен наказывать всех за мою оплошность. — Я услышала, как мой голос начинает дрожать, поэтому остановилась и сделала глубокий вдох.
— И почему ты решила позвонить с этим вопросом мне? — безразлично спросил он. — Я же их не увольнял.
— Вы — единственный... Мне сказали, что к вашему мнению он прислушивается.
— Юрий прислушивается к каждому, — заявил он.
На мгновение я растерялась. Что он имеет в виду, хорошо это или плохо, я не понимала.
— А теперь, если ты меня извинишь, мне нужно заняться другими делами.
И он положил трубку, на другом конце провода воцарилась полная тишина.
Я смотрела на пустой экран своего телефона, пока голос Шарлотты не вернул меня к действительности.
— Что он сказал? — спросила она.
— Сказал, что ничем не может помочь. Что Юрий прислушивается к каждому. — Я уставилась на нее во все глаза. — Что это значит, как думаешь?
Она непонимающе посмотрела на меня, потом поморщилась.
— Мне кажется это не очень хорошо.
— И что же мне теперь делать?
Она подняла глаза к потолку и задумалась.
— Никто не прислушивается к каждому. А кто этот парень? Неужели он такой же горячий, как Юрий? Господи, да этот Юрий просто елы-палы горячая макаронина.
— Шарлотта! — Чуть не закричала я. — Не сейчас.
— Хорошо, хорошо. Успокойся.
— Чертовы русские. Они настолько чертовски бесчувственны. Они говорят так, словно за каждое их слово нужно заплатить. — Я ломала голову в поисках ответа. — А что, если это означает именно то, что он сказал? Что он прислушивается к каждому, а на самом деле, он дает шанс каждому высказаться, а потом принимает собственное решение?
— Разве это не одно и то же? — Спросила Шарлотта. — Поскольку он русский, может у них такой сленг.
— Ага, — рассеянно ответила я. — Я не вижу другого выхода, кроме как отправиться к Юрию.
Она загадочно улыбнулась.
— Хммм.
— Что значит твое «Хм»?
— Ничего.
Я бросила на нее мрачный взгляд и поспешила собираться.
22
Юрий
Пока я ехал домой с Юлей на заднем сиденье, должен был бы вздохнуть от облегчения, но вместо этого еще больше злился. Чего мне действительно хотелось, так это вернуться и заключить Эйприл в свои объятия. Мне хотелось отругать ее за то, что она была такой беспечной и небрежной, а потом... наказать. И я знал, что мое наказание сведет ее с ума. Я хотел отшлепать ее по заднице, пока ее задница не станет такой же красной, как ее волосы, и пока ее задница будет гореть от боли, я буду трахать ее так, что каждый раз, входя в нее, она будет кричать от боли и удовольствия. Мне хотелось увидеть ее распростертой передо мной и умоляющей оттрахать ее. А не тихо спускающейся вниз по лестнице со своим гребаным чемоданом, чтобы сбежать от меня.