— Красиво, правда? — вдруг услышала она над собой голос Марка. — Это наш фотограф, Сашка Прохоров, такой удачный кадр поймал. Настоящий папарацци, от бога… Юная мадонна с тремя детьми на прогулке… Вам нравится?
— Да… Очень… — медленно кивнула головой Анастасия Васильевна. — Очень нравится… А это кто, Марк?
— Я не знаю. Да какая разница! Просто образ такой — и все…
— А…Ну да…Образ — это хорошо… Это конечно…
Задумавшись, Анастасия Васильевна еще долго разглядывала огромную фотографию. Потом, будто встряхнувшись, перевела взгляд на Марка.
— Ну, давайте я вам помогу!
— Нет, спасибо вам, конечно, но я лучше сам…
— Да? Ну, хорошо. Сам так сам…
Развернувшись, она тихо пошла из комнаты в прихожую. От двери еще раз оглянувшись на портрет, вышла из квартиры, вернулась к себе. Сев на кухонный стульчик, задумалась глубоко.
Надо же… И что бы это все могло означать, интересно? Случайно, что ли, именно Лену с детьми поймал в объектив этот самый папарацци, как там бишь его…И что, так же случайно подарил фотографию именно Марку? А он тут же решил, вот так вот с бухты-барахты, развесить ее на всю стену? Ой, непонятно все это… Не очень верится что-то во все эти странные случайности, вместе взятые… Надо Катюшке позвонить, вот что. Может, она чего знает… И Гриша наверняка там у них торчит…
Анастасия Васильевна подошла к телефону, набрала по памяти знакомый уже номер.
— Добрый вечер, Катюш…
— Ой, Анастасия Васильевна… Хорошо, что вы позвонили. У нас же Тонечка заболела! — захлебнулась трубка торопливой Катиной скороговоркой. — Кашляет так нехорошо, и капризничает, мы не знаем, что делать…
— А Лена где?
— Да здесь она… Градусник не может найти. Близнецы куда-то его запрятали… Гриша их сейчас на кухне ужином кормит.
— А скорую вызвали?
— Да нет пока… Она вроде не очень горяченькая, знаете… Может, просто зубки режутся, а?
— Сама же говоришь, кашляет нехорошо!
— Ну да…
— Слушай, а у меня же травка хорошая от кашля припасена! Настоящая, из деревни, сама собирала да сушила… Я сейчас принесу! Надо заварить и попоить отваром Тонечку, пока совсем не разболелась! Если вовремя болезнь захватить, то поможет…
Положив трубку, Анастасия Васильевна, подставив стул, залезла на антресоли, достала холщовый пахучий мешочек с засушенными травами. Посмотрела на него внимательно, нахмурив брови, тихо слезла со стула и тут же уселась на него обратно, глубоко задумавшись и продолжая вертеть в руках мешочек. Так сидела она довольно долго, глядя в кухонное пространство, потом решительно встала, вышла из квартиры и позвонила в соседскую дверь.
— Ой, извините, Марк, надоела я вам… Тут такое дело… Вы меня не выручите, случайно?
— Да конечно… А что такое? — с готовностью откликнулся Марк, вытирая пот со лба. Рукава его клетчатой старой ковбойки были закатаны почти до самых плеч, с тряпки текла на пол тонким ручейком вода.
— Еще раз извините меня, Марк… От дела вас отрываю…
— Да ничего страшного!
— Понимаете, у моей приятельницы ребенок заболел, надо вот травку от кашля заварить… А у меня варенье на плите закипает…
Для пущей верности она протянула ему холщовый мешочек, трогательно перевязанный веревочкой, и даже, быстренько развязав ту веревочку, выудила на свет засушенный цветок календулы с торчащими скрученными оранжевыми лепестками.
— Вот, видите… Надо отнести… А как я отнесу? У меня варенье убежит…
— Да конечно, я сейчас… А куда идти?
— Да тут рядом, дом напротив нашего. Отнесете? Ой, как выручите… Будьте добреньки… А то у меня варенье на плите, как на грех…Вишневое…
— Ты похожа на мадонну с младенцем… — произнес в сторону Кати Гриша, снимая с головы вертящегося ужом Веньку и легко бросая его на мягкую подушку дивана, отчего мальчишка радостно взвизгнул и тут же, пытаясь опередить братца, подскочил пружинкой и снова полез, пыхтя и сопя от старания, на Гришино плечо.
— Сам ты мадонна! — повернулась к нему Катя, улыбнувшись. Половина ее лица была скрыта большим капюшоном Лениного махрового халата, Тонечкина белокурая головка трогательно лежала на плече. — Лучше бы ребят спать пораньше уложил…Видишь, мы приболели немножко…Да, Тонечка?