— Ну что, как там ставки? — спрашиваю, когда мы отходим подальше, к окошку.
— После отравления Даши резко подскочило количество желающих участвовать. Так что теперь у нас семнадцать к одному, — хитро улыбается.
— О! Да вы разбогатеете на этом деле, — улыбаюсь. — Я вот тут подумала… будет справедливо, если я войду в долю, как считаете? А в обмен обещаю поднять ставки еще выше.
Хитч усмехается шире и довольным тоном говорит:
— Мне нравится ход ваших мыслей, Алена. И я с удовольствием сделаю за вас ставку, в долг так сказать.
Смотри, какой хитрый жук, этот Хитч. Должницу из меня делает. Ну-ну.
— Я рассматриваю это не как одолжение, а как вклад в наше общее дело. Если я буду выполнять творческую роль, то ваша — финансовая. Вполне равноправное партнерство, — говорю.
В ответ мне доносится хохот.
— Я восхищен вашей практичностью, — отсмеявшись, заявляет дворецкий. — Подобная черта крайне редка у женщин.
— У женщин, быть может, но я сейчас как мать говорю, — отвечаю с улыбкой, довольная нашим сотрудничеством, — которая должна думать прежде всего о своем ребенке. И нам лишние деньги не помешают, особенно с таким грабительским трудовым договором, как мой.
В общем, мы расходимся обоюдно довольные друг другом после того, как мне выдают нужные продукты. Дальше я везу груженную коляску на выход из этого мавзолея, по ходу дела поражаясь богатству и вычурности убранства. Понятное дело, это дворец, но золото в обивке стен и потолков — это нечто.
Грэм ждет меня на широком мраморном крыльце, нетерпеливо переминая с ноги на ногу.
— Все, мы идем? — встречает меня словами.
— Да, — отвечаю. — Помоги мне спустить коляску.
— Зачем? — Грэм смотрит на меня с удивлением. — Есть же специальный персонал.
И через секунду двое бравых парней, до этого открывавших мне двери, подхватывают груженную коляску и быстренько спускают ее по ступеням, сопровождаемые веселыми воплями Даши, пришедшей в восторг от такого способа передвижения и небольших рожек одного из мужчин.
— Эм… госпожа, можно мне?
Я, занятая тем, чтобы поправить пакет, едва не выпавший из коляски, не сразу обращаю внимание, что Даша вцепилась в рог одного из парней и держит, яростно притягивая к себе не только его, но и голову уже красного от смущения мужчины.
— Ам! — оглашает лужайку воплем победителя моя дочь, давай знать, что она намерена сделать с добычей.
— Дашенька, — останавливаю ручку малышки, разгибая по одному пальчику сжатый кулачок, — это нельзя ам. Это не еда.
Глаза парня, застрявшего рогом в руке дочери грозят вывалиться из глазниц. Наверное решил, что моя дочь какой-то лютый зверь, жующий на завтрак неугодных слуг.
— Давай отпустим дяденьку, а? — уже мизинчик отогнула, теперь безымянный пальчик.
— А-а-ам!!! — вопит ребенок, брызжа слюной.
— Госпожа, пожалуйста, не надо меня есть, я не вкусный, — дрожащим фальцетом стонет парень, то краснея, то бледнея, глядя на меня умоляющими, полными слез глазами.
Сзади, совсем не по-королевски, хрюкая и хрипя ржет Грэм.
— Дашенька, миленькая, дядя хороший, но не съедобный. А давай я тебе печеньку дам? Твою любимую, с сахарком.
— Не-е-еть!
— Ладно. Нет, так нет, — соглашаюсь с ребенком, игнорируя обмякшего в обмороке слугу, — тогда мы с Грэмом сами съедим, раз ты не хочешь? Правда, Грэм?
— О, я с удовольствием, — охотно включается в манипуляцию мальчишка, — давно хотел попробовать это печенье, но вы мне не давали. Вот это я теперь объемся!
— Не-е-еть! — орет басом Даша.
— Да. А как ты думала. У тебя свои вкусняшки, — киваю на зеленого цвета слугу, висящего тряпочкой вдоль коляски с зажатым рогом в руке кровожадной девочки, — а у нас — свои.
Достаю шуршащий пакет с детским печеньем.
— Даа-а-ай! — Даша отпихивает рог и тянет руки к привычному лакомству.
— Грэм, быстро хватай коляску и бежим отсюда, пока она не передумала, — говорю шепотом воспитаннику, протягивая Даше печенье.
Коляска еще никогда не ездила с такой скоростью, как сейчас. Мы бежали до тех пор, пока не скрылись за углом, лишь напоследок глянув на слуг.
— Пришел в себя, бедняга, — комментирую Грэму увиденное.
— Слабак, — фыркает мальчик, показывая мне пустую баночку.
Тишину спокойного утра разрывает высокий, полный ужаса вопль.
— Только не говори, что это жуки.
— Нет, — невозмутимо пожимает плечами Грэм. — Всего лишь пиявки. Для купания приготовил, но ради такого случая…