Но отступать — не мой стиль. К тому же… меньший Иванов такой славный мальчуган. Открытый, добрый, искренний, доверчивый. Зайка, одним словом. Там в глазищи его посмотришь — и всё становится лишним. Даже глубоко лелеемая мной должность.
Я ведь могу развернуться и уйти. Найти что-то попроще, не так высоко оплачиваемое, но по душе. И никто костьми поперёк дороги не ляжет.
Могу, но не хочу. Дело принципа и доверия одного ребёнка. Мне казалось, мы с ним нашли общий язык, хотя это и может показаться притянутым за уши моим желанием, когда в упор не видишь коварные ловушки и неожиданные повороты.
Маркер от мыла и воды не оттирался. Чуть потускнел, стал не таким ярким, но «усы, лапы и хвост», как говорится, остались, где были.
Удивительно, но я не бесилась. Кажется, случись подобное в моей прошлой жизни, я бы визжала от бессилия. Пусть бы попробовали провернуть такой фокус мои племянники. Я была б грозной и карающей. Все вокруг были б виноваты, а я — сторона пострадавшая — заставила б вокруг себя плясать.
Вот что значит другой ракурс и восприятие, когда ты сама себе царица и когда ты подневольный раб. Впрочем, я понимала: лукавлю. Дело не в этом. А в том, что гад Иванов рядом. Он всегда действовал на меня магически, что ли.
И вот сейчас, вместо того, чтобы метать молнии, я лениво намываюсь и гадаю, что же он мне купил из одежды. Не заглядывала специально. Это же здорово — сюрприз!
Нижнее бельё он не купит — не в тех мы сейчас отношениях, но платье взамен юбки, погибшей в пылу широкого шага и под натиском наводнения — вполне.
Иванов был удивительный. Всегда прислушивался, очень много слышал, когда с ним разговаривали. Даже чересчур. А потом не угадывал, а бил в самую нужную точку. Это касалось всего. Он бы никогда не ошибся с выбором обоев, всегда знал, что подарить другу или чем обрадовать девушку.
И дело было не в интуиции или его вкусе. Он просто умел слушать и замечать незначительные детали. Идеальный — так я тогда считала. Именно поэтому я сразу не сунула нос в пакет. Мне нравилось предвкушать.
Наконец момент ожидания закончился. Я отмыла всё, что смогла, замоталась в огромное полотенце и… халат?! Он купил мне халат?! Да он издевается! Ну, Иванов, держись!
12.
Дмитрий
Её невозможно было пропустить — кидалась в глаза. В розовом халате, с розовыми от ярости щеками. Анька всегда хорошела, когда злилась. Впрочем, она хорошела и когда радовалась. Ей почти любые эмоции к лицу — слишком живая и выразительная. На неё нередко залипали окружающие. Особенно мужики. Удивительно, что она до сих пор не замужем.
Ну, да. Я изучил её досье, каюсь. Успел. Не расспрашивать же о личной жизни? На правах старого «друга» как бы могу, но лучше головой в стенку, чем вести скучные светские беседы, выпытывая подноготную, как сплетница на лавочке. Ни к чему ей знать о моём жгучем интересе к её весьма нескромной персоне.
— Иванов! — прошипела Анька, как только я попал в поле её зрения. И по сторонам оглянулась, нет ли детей поблизости. Детей не было. Ромка ещё спал, Мишка предпочёл глаза не мозолить и спрятался. Я решил дать ему очухаться немного. Тем более, что его проделку с рук спускать не собирался.
— Да, Анна Валентиновна, — нацепил я на лицо суконку. Какая молодец она, что не скандалит при детях. Это похвально.
— Это что, Иванов? — вцепилась она наманикюренными коготками в край рукава и потрясла им, как половой тряпкой.
— Халат? — рискнул я предположить очевидное и чуть уши не прижал, ожидая взрыва. — Размер не подошёл? Мой верный глазомер подвёл? Вроде бы хорошо сидит. В груди жмёт?
— Я тебя придушу! — прошипела она с чувством, и я вдруг представил, как она страстно обнимает меня за шею, как её ногти впиваются в кожу, и вздрогнул. Лучше не фантазировать в этом направлении, а то тело из-под контроля выходит и начинает собственное восхождение вверх с высоко поднятой головой.
— За что? — притворился я недалёким валенком, стараясь не смотреть на её разрисованное лицо. Анька выглядела… забавно.
— Это ты называешь одеждой? — кажется, ещё немного, и в её лёгких кислород закончится от возмущения.
— Пусть любой кинет в меня тапкой, если это еда или вещь домашнего обихода, — невозмутимо парировал я.
— Я поняла, — перешла Анька в атаку, — ты решил меня тут навеки приковать? Сделать рабыней?
О, да… хорошие фантазии. Я сразу на свой манер все её выпады представил. И наручники, и рабыня… кажется, давно никто меня не будоражил настолько. Но это Анька. Ей простительно и можно. Я ей всё прощу — любые издевательства. Или не прощу. Отомщу. Да. Месть. Кажется, я именно на этом желал сосредоточиться, когда впервые за много лет увидел в своём кабинете.