Через маленькое окошко наверху пробивается солнечный свет. Ярко пахнет землей и пылью. У стен — деревянные светлые стеллажи, на которых лежат овощи.
Я тут же запускаю руку в декольте и достаю телефон. Спасибо, Сашка. Это действительно мое спасение… черт!
— Не-ет, — вырывается у меня, когда я пытаюсь разблокировать экран, — Санька, дурында, могла бы пароль сказать!
Я начинаю глупо, тихо смеяться — в моей руке бесполезный кусок железа. Казалось бы, свобода так близко, но, как всегда, в мою жизнь врывается это глупое, неожиданное “НО”. Да и сеть тут не ловит. Боже, ну я и влипла.
Окно достаточно высоко, но, если достать ящики с овощами и поставить их друг на друга… я задумчиво смотрю на столп солнечных лучей, прорезающих темную комнатку. Предположим, я открою окно, а потом куда? А если меня заметят?
Нет, не могу же я продолжать сидеть и покорно ждать отца Амира.
Я подхожу к двери и прислушиваюсь. Где-то вдалеке разговаривают люди. Быстро отбегаю, хватаю деревянный ящик с картошкой и двигаю его к противоположной стене. Мышцы на руках напрягаются и рана отзывается резкой болью. Я охаю, отдергиваю руку и смотрю, как начинают снова кровить швы — выступают маленькие алые капельки. Господи, какая глупость, Рита, сожми зубы и двигай дальше. Никто тут не собирается жалеть тебя и дуть на ранку.
Второй ящик приходится освободить от овощей, чтобы поднять и поставить его на первый. Темная картошка рассыпается по всему полу. Мне почему-то кажется более страшной мысль о том, что если сейчас зайдет отец Амира, то он заметит, что я натворила с запасами его еды, и разъярится именно из-за этого, а не из-за попытки побега. Не знаю, почему.
Когда я, построив башню из ящиков, задираю ногу, чтобы залезть на них, то замечаю, как по руке стекают уже тоненькие струйки крови. Неустойчивая конструкция шатается с каждым моим шагом.
Одна из ног соскальзывает, и я едва не падаю вниз. Царапаю об ящики живот и успеваю схватиться за стеллаж, громко выдохнув. Сердце едва не выпрыгивает из груди.
Лишь бы не рухнуть с грохотом…я стискиваю зубы, чтобы терпеть боль, которая волнами расходится по руке, и, в два рывка взобравшись на самый верх, где стоят закатанные банки с чем-то темным, замираю.
Окно абсолютно глухое. Без ручек, без петель. Было ли это неожиданностью? Да нет. Я уже готова к чему угодно. Даже к тому, что стоит только мне сейчас взять одну из банок и попытаться разбить стекло — как дверь откроется и кто-нибудь зайдет в комнату. От таких мыслей адреналин вспыхивает в венах и я, схватив банку, со всей силы ударяю ею в окно.
Звон стекла кажется мне оглушительным. Оно разлетается во все стороны, мои руки заливает чем-то остро пахнущим и жгучим, и рану начинает щипать. Окно разбито, но я не пролезу через торчащие осколки, поэтому я пытаюсь их выдернуть из рамы, режу пальцы, с шипением отдергиваюсь, и начинаю сбивать их подручными предметами.
Наверняка все слышали звон! Мне нужно быть быстрее!
Засов со скрипом отодвигается и вздрагиваю. Оборачиваюсь, вижу удивленное лицо какого-то мужчины. Он заходит в комнату, пораженно рассматривая овощи на полу, а потом поднимает голову вверх, заметив меня.
— Эй…
Я вскарабкиваюсь на подоконник и быстро пролезаю в окно, разодрав спину, руки, и, кажется, поясницу. Выпадаю наружу, едва не напоровшись на осколки. Поднимаюсь и бегу. Бегу вдоль дома, туда, где за густой зеленью сада маячат открытые ворота.
Позади, словно гром, раздается грозный лай пса. Судя, по басу — это огромная псина, и она сейчас бежит за мной со всех ног, тяжело дыша. Я визжу, как резаная. Мелькает мысль о том, что умнее было помереть в подвале, чем быть сожранной собакой.
Я не добегу до ворот. Не успею.
Нога неудачно подворачивается, и я падаю на землю, перекатываюсь на спину и закрываюсь руками. Пес с шумом пыхтит надо мной, и слюна капает мне на грудь, когда неожиданно рядом раздается громкий рычащий крик:
— Фу! Сидеть!
Я закрываю лицо ладонями и начинаю плакать. Никогда не думала, что буду так рада голосу Амира. О, Боже.
Эпизод 20
— Пошёл вон, — приказывает псу Амир, и тот повизгивает и скулит, прыгая вокруг него, судя по быстрому шарканью лап, — фу, я сказал!
Из-под ладоней текут по лицу горячие слезы, а поясницу и спину неприятно жжёт.
— Дурная ты баба, — раздаётся рядом со мной тихий голос Амира, — я тебе что говорил? Зачем бежала? — он берет меня за запястья, задев шов, отчего я вскрикиваю и открываю глаза. Амир переводит взгляд на свою ладонь. Она вся в моей крови. Мужчина задумчиво растирает алые разводы на подушечках пальцев, будто хочет убедиться, что она реальна.