Тихий ужин с неспешной беседой запомнился мне во всех деталях. Тонкие шутки Шмелева, какие-то байки, которые он травил, войдя в раж. Помню, как мы вышли из ресторанчика.
— Хороший день, — как мальчишка улыбнулся тогда Федор Ильич. — Не хочу, чтобы он так быстро заканчивался…
— Мне нужно возвращаться, — пробормотала я, поправляя плед на коленях.
— Сейчас поедем в санаторий, — улыбнулся Шмелев, берясь за ручку кресла-каталки. Оно у меня, стараниями Федора Ильича, новороченное — с электроприводом и с устройством для пересаживания. Очень удобно.
«Где б ты была, если бы не Шмелев? — думаю я по дороге в санаторий. — Валялась бы дома и не знала, как выйти на улицу!»
Я в который раз поднимаю глаза к небу и благодарю Господа, что он не оставил меня. И пусть иногда Федор Ильич раздражает своей гиперопекой, но я готова до конца жизни молиться за здоровье этого человека.
— А у меня здесь квартира, — простецки кивает Шмелев на роскошную высотку. — Отличный вид на набережную. Давай поднимемся на минуточку, время еще есть! — с азартом решает он. — Согласна, котенок?
Послушно киваю. Не хочу обижать старика отказом. За время болезни я сильно привязалась к нему. И если честно, полюбила как родного дедушку, которого у меня никогда не было. Да и кто бы еще так нянчился со мной?
Панорамный лифт бесшумно несет нас на шестой этаж. Федор Ильич ввозит меня в просторный пентхаус, украшенный статуями и лепниной. Помогает встать на ноги и осторожно ведет к окнам. Чувствую, как его руки крепко сжимают талию, и ловлю себя на неожиданной мысли.
«И почему я решила, что он старый дед? Крепкий красивый мужчина!»
Федор Ильич подводит меня к эркеру, откуда виднеется река и набережная, сверкающая огнями.
— Так тебе будет удобнее, — говорит Шмелев, помогая мне снять тонкий пуховичок. Ощущаю себя безвольной куклой в его руках. Нет, не так… Чувствую себя женщиной, укутанной заботой любящего мужчины. Пусть только на несколько минут. Пусть только в моих глупых мечтах…
Федор Ильич кидает мою куртку на соседнее кресло. Следом летит его кашемировое пальто.
— Давай помогу сесть, — заботливо предлагает он и, придвинув широкое кожаное кресло с высокой спинкой, легко и непринужденно берет меня на руки. У меня не хватает смелости ойкнуть, как я оказываюсь на коленях у своего спасителя. Жадные руки уверенно путешествуют по всему телу. А тонкие губы быстро накрывают мои. Язык вторгается в рот, обшаривая там все закоулки. Нужно вырваться и потребовать отвезти меня в санаторий. Но вместо этого я обвиваю руками шею Шмелева и позволяю ему расстегнуть блузку. Чувствую, как его холодные пальцы проникнув под тонкую ткань, а затем и под кружево бюстгальтера, мягко и нежно сжимают мою плоть. Умом понимаю, что это безумие нужно прекратить, но не двигаюсь с места, неожиданно ощущая небывалый восторг. По телу бегут мурашки, а внутри пульсирует жгучее желание.
— Скажи мне «да», — шепчет на ухо Федор Ильич и смотрит выжидательно, немигающим взглядом напоминая хищника.
А когда я киваю, с рыком победителя несет меня в спальню.
Для меня до сих пор остается загадкой, как я могла вот так запросто отдаться Шмелеву. Но той ночью в его объятиях мне было так сладко! А утром за завтраком Федор Ильич надевает мне на палец кольцо с бриллиантом.
— Как честный человек, я должен на тебе жениться, — заявляет он непререкаемым тоном.
А через две недели, забрав меня из чешского санатория, перевозит в свою московскую квартиру.
— Мы поженимся в начале июня. Выбирай любую дату до пятнадцатого числа, — заявляет он, не давая мне вставить даже слово. — Все под контролем, котенок. Я советовался с астрологами. Сейчас самый благоприятный период. Если хочешь, давай вместе посмотрим в календарь…
И сам же назначает свадьбу на десятое июня. Внутри меня все замирает.
Не хочу! Не могу! Не буду!
Но я даже заикнуться боюсь о разрыве помолвки. Ежесекундная трогательная забота напрягает. Но в голове постоянно бьется мысль «А кому ты нужна, калека?!».
В день свадьбы меня с утра накрывает истерика.
— Мамочка, — рыдаю я на груди у матери. — Увези меня отсюда, пожалуйста! Я не люблю его!
— Да кто еще так с тобой носиться будет, Полька? Кто на тебе, покалеченной, еще женится? — оторопело смотрит на меня мать и вздыхает горестно. — А Федор Ильич — мужчина порядочный. Да и ты его обнадежила. Это все предсвадебные волнения, дочка. Возьми себя в руки…