— Я знаю, что ты Стив Бауэр, — зарычал в ответ Кардан, — точнее был им, пока не стал читать идиотские проповеди. Ты наш командор, никто не спорит, но только когда говоришь как командор, а не как поп на кафедре.
— Ребятки, идемте ужинать! — поскрипывая гусеницами к нам подкатился Няня. — Ой, а это кто к нам пришел? Здравствуй, серебряный мой, как тебя зовут? Я Няня.
— А я — Папа Римский! — Кардан вскинул бластер и нажал гашетку.
— Нет!!! — завопил Пузырь, закрывая Няню собой.
Я закрыл глаза, чтобы этого не видеть.
Но ничего не произошло. Открыв глаза, я увидел, что дуло бластера только чуть покраснело, а от блока регуляции мощности пошел сизый дымок. При этом со стороны башни раздался громкий вой, а оранжевое сооружение наверху потемнело и стало алым.
— Не бойтесь, ребятки, — тихо сказал Няня. — Башня нейтрализует любые вредные поля на территории города. Вам ничего не угрожает.
Кардан страшно выругался, но излучатель из рук не выпустил. Он продолжал как ненормальный давить на гашетку, пока не растратил всю энергию скафандра.
— Ну, и чего ты доказал? — строго спросил Бауэр. — Вылазь уж, клоун, кончай юродствовать.
Кардан нервно дернулся и застыл. Он даже ничего не мог сказать: громкоговоритель отказал.
— Ну что же, мужики, — вздохнул кэп, — будем его вытаскивать, или пусть станет памятником собственному идиотизму?
Мы принялись стаскивать с Кардана скафандр. На помощь к нам подоспели Омлет, Вирус и Штурвал, которые как раз проезжали мимо на велосипедах. Через несколько минут раскрасневшийся и озверевший Кардан показался на свет. Как только мы его освободили, он вырвался и помчался прочь. Его метало из стороны в сторону, несколько раз он спотыкался, вскакивал, снова спотыкался. Наконец он просто встал на четвереньки и иноходью помчался к воротам. Пряник засвистел, но мы неодобрительно на него посмотрели, и он затих.
— Может догоним? — спросил я.
— Ничего, сам вернется, — отрезал Бауэр. — Пусть побегает — может дурь из башки выветреется.
— Непременно вернется, — заверил нас Няня. — Он, на самом деле, хороший мальчик, просто озорник и неслух. Ну, ничего — он посидит один, подумает и исправится, правда, ребятки?
— Правда! — хором ответили мы.
— А что было-то? — спросил Вирус. — И башня что-то завыла. Этот ламер что, крякнуть ее хотел?
— Не ламер и не крякнуть, — задумчиво произнес Клистир. — Это у него нервный срыв на почве переутомления и беспробудного пьянства. Делириум тременс в острой форме. От него и разило как вчера от Профессора.
— Да ладно уж, — возмутился я. — Сам-то…
— Не обижайся, — похлопал меня по плечу Клистир. — Ты-то завязал вовремя. А не завязал бы — тоже так вот чертей гонял бы. Видал я уже такое. Этот псих нас ведь сейчас чуть было не замочил нахрен.
— Не выражайся, док, — сказал Бауэр. — Что ты раскудахтался? Тременсы, понимаешь, какие-то. Фильтруй базар-то — культурные люди кругом.
— Эк его заглючило, — покачал головой Вирус. — Это он слишком много за монстрами по лабиринтам бегал. Вот и вообразил себя суперменом. Спортом надо заниматься, а не геймиться с ночи до утра.
— Ладно, ребятки, — пробасил Няня, — успокойтесь — все страшное уже прошло. Пойдемте ужинать — проголодались, небось.
Мы пошли ужинать, надеясь, что Няня окажется прав. Но он ошибся: самое страшное было еще впереди. Когда мы вышли из столовой, Кардан начал обстрел башни. С диким воем с «Летучего Голландца» вылетело несколько ракет, и они точнехонько накрыли Артефакт. Дым, грохот, свист осколков. Башня ревела как кассиопейский свиноящер, когда его кастрируют.
— Просто слов нет! — всплеснул руками Бауэр. — Видно было, что у него крыша поехала, но чтоб до такой степени! Ну, доберусь я до него.
— А ведь мы с ним столько вместе летали, — поежился Штурвал. — Кто бы мог подумать, что он такой отморозок!
Башня устояла. Никаких разрушений.
— Защитное поле, — пояснил робот, невозмутимо стоявший рядом. — Извне город не разрушить.
Тогда Кардан применил мощный стационарный гамма-лазер, которым мы, будучи еще… ну, что уж там греха таить, бандитами, подбивали чужие корабли. Теперь защитное поле башни можно было увидеть воочию, лазер как бы проявил его — оно яростно искрило и синело своей поверхностью, накрывая весь Комплекс эдаким коконом. Сооружение наверху башни стало темно-малиновым и засветилось зловещим заревом.
— Вот видите! — победоносно хмыкнул Няня. — Да вы не бойтесь, ребятки, ничего не случится!
После этой неудачи Кардан применил метеоритную пушку — самое грозное оружие на корабле. Мы думали, что от нас ничего не останется. Док, например, громко молился, на ходу придумывая витиеватые молитвы, Вирус истошно рыдал и пускал носом гигантские пузыри, Пряник истерично хихикал, прикрыв ладонями глаза, а я… гм, ну да ладно, умолчу о том, что со мной тогда приключилось…
Башня же стояла, как ни в чем не бывало. И вообще ни одно строение Комплекса не пострадало. Через полчаса пыль осела, и стало понятно, что обстрел закончен — все-таки Кардан не совсем уж дурак — чего зря заряды тратить?
И снова стало тихо. Над башней засветился оранжевый огонек. Маленькое желтое солнце медленно опускалось за кромку моря. Ко мне подошел Пузырь и тихонько сказал:
— Здорово! — прошептал я. — Сам придумал?
— Не знаю, — опустил глаза Пузырь. — Я не придумываю свои стихи. Они сами приходят ко мне. В такие минуты. Я чувствую себя частицей вечности. Мы ничто по сравнению с бесконечностью и красотой вселенной. Но в каждом из нас заключен весь этот бескрайний мир. Стоит только осознать это, и стихи льются сами собой. Откуда-то отсюда, из самого сердца.
Пузырь положил руку себе на живот. По-видимому, он не очень хорошо представлял себе, где находится сердце.
Мы замолчали, слушая тишину. Вот оно, значит, как. Сколько всего пройдено. Возможно, половина жизни осталась где-то позади. Мы несемся куда-то, не разбирая дороги, оставляя за собой безжизненную пустыню. Чего ради? Куда? Жаль, что я не могу так красиво говорить, как Пузырь. Да что Пузырь? Пузырь поэт. Не обладая почти никаким интеллектом, он впитал в себя всю мудрость матери-природы. А я всю жизнь провел среди пластика и металла: в душных городах и тесных космических кораблях. Мою голову набили науками, а мое сердце стало глухо ко всему живому. Что с того, что я знаю, где оно, сердце, находится? Для меня это всего лишь маленький компрессор, перегоняющий кровь от легких и обратно. Из него не льются стихи, даже когда я думаю о бесконечности вселенной. У Пузыря где-то в сердце или в желудке есть душа. А у меня ее нет. Я это точно знаю, я ведь не зря учился в университете. И у Клистира нет души. Он, правда, иной раз тоже может что-нибудь красиво загнуть, но это результат работы мозга. Он изучал анатомию, порезал массу трупов — человеческих и инопланетных. И не нашел ни в одном из них места для души. Впрочем, откуда я это знаю? «Надо бы спросить у самого Клистира», — подумал я.
— Пузырь, ты дока не видел?
Пузырь вздрогнул. Его грезы были слишком внезапно прерваны таким будничным вопросом. Он ответил не сразу: поморгал, посопел и сказал:
— Да он куда-то в парк намылился. Звезды, говорит, смотреть.
Я пошел в парк и пару раз окликнул дока, но он не ответил. И ребята, которых я встретил, тоже не знали, куда он пошел. Даже Няня только развел манипуляторами и обещал поискать Клистира. Мы искали его до самого отбоя. Я бы и дольше искал, но уж очень я устал за этот день. Мы все пошли спать. Только Няня продолжал кататься по комплексу и звать дока. Нянечка! Бедняжка ты наш! Такое бремя несешь! Нужное, полезное, ответственное…