— Значит так. Я облегчу нам всем задачу. Объявляю турнир. Кто выиграет, тот и будет трах… любить Тьелпэ.
Вот только Аннатар забыл, что обычно инициатива делает с инициатором именно то, что он мечтает проделать с эльфом.
— Первый раунд: песенный поединок! — хитро объявил Саурон. Но Нарви оказался не таким уж и дебилом.
— Вздумал наебать меня, чудище? Хер тебе в ухо! С волколаками своими песни вой!
— Это правда нечестно! — поддержал гнома Келебримбор. — Айнур не переорать, если только ты не Лютиен. Пацаны, давайте лучше танцы. И, желательно, эротические.
В предвкушении приват-концерта нолдо развалился на диване, достал вино и бутерброды.
Саурон загадочно сверкнул расплавленным золотом глаз. Победа, считайте, у него в кармашке. Гном наверняка не знает, что все айнур танцуют почти также хорошо, как и поют. И Саурон вдохновенно, со всем пылающим чувством, идеально исполнил партию чёрного орла из балета «Орлиное гнездо». Вывертывать балетные фигуры ему не мешали даже рабочая форма и тяжёлые сапоги.
Что только майа не выделывал: и скакал, и кружил в воздухе фуэте{?}[Балетный поворот, вы знали? Я нет))], исполнял прочие сложнейшие пируэты. А завершил Саурон танцевальную композицию шпагатом кверх тормашками и стоя на руках. Дабы желанный нолдо заценил его крутяцкую растяжку.
Закончив выступление, Саурон поклонился и замер в ожидании оваций. Прошло минут пять. Потом десять. Но аплодисментов так и не последовало.
«Наверно в обморок рухнули от восторга!» — думал Саурон, все ещё пряча лицо в изящном поклоне. Почти угадал.
Наконец, майа отбросил с глаз взъерошенные золотые прядки и увидел, что Тьелпэ, завалив башню на плечо гнома, сладко сопел во сне. А Нарви сие безобразие пояснил:
— Мы с позолоченным такое старьё не любим!
— Это классика, придурок! — орнул в досаде майа.
— Смотри и учись, чучело валинорское, как плясать надо!
Нарви пустился сначала в лезгинку под весёлую песню:
А барло́ги в Мории самые большие,А гномы, а в той Мории самые крутые!{?}[Исполнитель Сауроныч, песня «Мория-Мория»]
А потом перешёл вообще вприсядку. Танец был буйным и ярким. Келебримбор проснулся и даже начал подхлопывать ритму. Но внезапно в очередном присесте под жопой гнома что-то хрустнуло…
Оказалось, к несчастью, что это любимый келебримборовский хомячок. Ясен красен, хомяк, не выдержав напора, тут же сдох.
— Феаноооор!!! Неееет! — заорал Тьелпэ и, увидав кровавую лужицу, залился горькими слезами. Все в Падубье знали, как Тьелпэ его любил!
Нарви взял в руки дохлую тушку и виновато пролепетал:
— Да ладно тебе, изумрудный! Не расстраивайся! Пойдём закопаем. Я тебе нового подарю.
А Саурон не зря на досуге читал журналы «Тёмная магия: верну любимого и денег мешок». Он достал из кармана чёрную свечу и лягухины потраха, пофунычил там что-то над тельцем… и… ОП-А-А! хомяк ожил!!! Правда не совсем в том виде, в котором был до роковой встречи с гномьей задницей.
Воскрешенного питомца Келебримбор от греха подальше засунул в клетку. Там бешеный зомбарь-хомяк с красными глазищами сразу пошёл мочить всех соседей по домику, точить клыки о решетку и катать из собственного говна какие-то шарики. Шарики начали светиться.
— Смотри, Тьелпэ! Он ещё больше на твоего дедушку похож стал! — радуясь счастливой улыбке эльфа, прокомментировал Саурон.
Нахлопавшись от души в ладоши с восторгов сауронову магическому искусству Келебримбор, наконец, принял серьезный вид и сообщил:
— Итак. Промежуточные результаты. В первом туре выиграл Нарви. Но я очень люблю животных, и Аннатар оживлением Феанора меня, признаться, покорил. Я засчитаю, это, как победу майа во втором раунде. Так что счёт 1:1. Силы равны, страсти накалены, зрители, то есть я, замерли. Остался решающий и последний конкурс. Кто сделает мне самый лучший подарок, того я и выберу! У вас полчаса. На стааарт! Внимааание…
Тьелпэ не успел отдать последнюю команду, как майа и гном уже кинулись кто куда: Аннатар (надо же как оригинально!) в кузню. А Нарви — в эльфийские покои. Ровно в указанный срок они со всех ног синхронно подгребли обратно в гостиную, врезавшись в друг друга.
В руках Саурона был свёрток. У гнома вообще ничего не было. Майа коварно и победно разулыбался и торжественно раскрыл чёрную бархатную ткань. Там была роскошная корона. В искусном переплетении невероятно сложных мифрильных изгибов мерцали бриллианты в окружении сапфиров, словно искры звёзд в тёмной таинственной вышине. Крутой подарок! Достойный балды самого Манвэ. Конечно, Келебримбор оценил и залюбовался. Но Нарви дернул его за штанину, отвлекая от бесценного дара.
— Венец. Че это за подарок! Цацки эти на хер себе надень! — сказал гном Саурону. И обратился тут же к Тьелпэ: Вот у тебя, яхонтовый мой, форточка шаталась — так я починил. — со всей гордостью подбоченился гном.
Келебримбор тут же всунул корону обратно майа и растроганно да обрадованно обнял своего гнома. Затем повернулся к «другану-с-претензией» и развёл руками:
— Ну, Аннатар… что сказать… Корон у меня итак дофига всяких разных — я их и сам кую от нехер делать. А вот ремонтом заниматься мне всегда впадлу. Так что Нарви выиграл. Извиняй.
Но майа проигрывать все равно был не согласен. Тем более какому-то гному! И он попёр напролом:
— Я тебя, Тьелпэ, вообще не понимаю! Гном весь в морщинах, наверняка везде дряхлый и корявый, как черносливка! Бэээ! – состроил отвратительно-восхитительную мордашку майа.
— А тебе-то самому сколько лет, пень трухлявый? — пошёл в ответные нападки Нарви.
— Семнадцать! — отозвался Саурон.
— И как давно тебе семнадцать? Тыщ десять уже? Серебряненький, ты глянь! Из этого пыльного чудовища уже песок и опилки сыпятся! Скоро весь в мумию зашкварится! Ему только к тетке твоей кадриться! Будут вместе с Галиной Финарфиновной в очереди в поликлинике обсуждать пенсионную реформу Средиземья!
— У этого короткоствольного скоро старческий маразм начнётся, а потом он сляжет и будет ходить под себя. И в конце концом, когда ты потонешь под его ссаными пеленками он вообще сдохнет! Оставит тебя одного навсегда! Тьелпэ! На что ты себя обрекаешь! А моя краса бессмертна, и задница самим Эру назначена навечно быть упругой. И ты в нашем идеальном дуэте всегда будешь главным. Клянусь!
— Да ты глянь на этого тщедушного! Ни кожи, ни рожи! У него ж все время будет «голова болеть»!
— Ты лучше глянь, Тьелпэ, на этого пышнозадого! Ты ж его не прокормишь! Он в голодный год и тебя самого сожрет! А майар вообще не едят, выгодно и экономно. И вообще! Что твои родственники скажут, когда узнают, что ты с гномом жахаешься?!
— А что твои родичи скажут, когда узнают, что ты с Сауроном шпилишься?! Да ты не видишь что ли! Это ж тот самый Гортхаур, его, небось, всем Ангбандом драли! Нах тебе этот петушара потасканный и облезлый? Да и уши у него торчком!
«Гонево все! С чего вы все вообще это взяли! Да не спал я с Мелькором! Ему кроме камушков — нахер никто не нужен был. А как он с ними развлекался и куда пихал — вам вообще лучше не знать!» — так и подмывало спизднуть Саурона. Но это стало бы вообще палевным палевом. И он грустно промолчал, смирившись с окончательным разгромным поражением.
Однако тут судьба, сделав в последний момент внезапный кувырок, повернулась к майа всё-таки не жопой, как обычно, а вдруг лицом. Неожиданно Келебримбор оскорбленно сказал:
— Но, Нарви… У меня же точно такие же уши как у Аннатара… я был лучшего о тебе мнения! Всё! Мы расстаёмся!