Семь километров, из них пять затяжного подъема… Бедро постепенно наливалось пульсирующей болью. Ставший ненужным топор оттягивал ремень штанов… нет, джинсов. Еще бы портами обозвал, пень доисторический!
Тимша невесело хмыкнул. Вжился, называется… из училища выгнали, заработка нет… зато врагов — хоть отбавляй. Хотя… какие враги? Гарик с Кабаном? Плевать на них — второй раз не подловят.
Кто еще? Шпана из скверика? Это не враги — сопляки. Таких не кулаком в лоб — ременной пряжкой по задницам! Жаль, сразу не додумался. Хотя, кто ж их просил под горячую руку попадать?
Впрочем, совесть Тимшу не мучила абсолютно. Вложил ума, как сумел, другой раз остерегутся к девкам-то непрошено под юбку лезть.
Неутоленная ярость по-прежнему требовала выхода. Лицо матери перед внутренним взором… распухшее от побоев, синюшное от гематом… Не-ет. Драчка в скверике — слишком жалкий заменитель настоящий мести.
Перевал остается позади, дорога, спускается вниз, к чаше старого города… ночной заморозок покрыл асфальт искрящейся в лунном свете ледяной коркой… иней на газонах… Тишина и безлюдье — дома не рискуют вылезти на обрывистый склон. Неровный перестук подметок катится впереди Тимши, оповещает всех желающих развлечся — слушайте! Идет подранок! Слабый и беззащитный! Ну!..
Нет, некому слушать — слева скала, справа обрыв… Подождем.
Дома понемногу смелеют, придвигаются ближе и ближе — пока старые, в два—три этажа, но уже с магазинами и дешевеньким неоном по фасаду… недолго терпеть осталось.
— Э-э! Чувак! Одолжи три рубля — на пиво не хватает.
Делано-хриплые, в расчете на испуг, голоса, гнусные рожи вынырнувшей из подворотни компании… как манна небесная.
— Проси больше: все равно на хрен посылать! — вызывающе предложил Тимша.
Компашка в десяток замызганных особей на миг оторопела: чтобы не крепкий мужик — хромой одинокий пацан… ночью! Вот так нагло? Ни в какие ворота!
— Тебе че, дитятко, жить надоело? — вожак, как и положено, пришел в себя первым. — Бабки гони, котлы-галты… Че там у тебя еще есть?
Тимша оценил вожака — коренастый, лет тридцати, мешковато сидящая неброская одежда вполне может скрывать качаную мускулатуру… хотя, нет — прилипшая к нижней губе «беломорина» в образ «качка» не вписывается. Остальные не в счет шушера, разве что кучей смелые… Крысы.
— Котлов нет, — честно признался Тимша, вспомнив закопченые казаны, в каких готовили уху на промысле. — А и будь они, не отдал бы.
Шестеро во главе с вожаком перекрыли дорогу, четверо нырнули за спину: чтобы не сбежал…
«Дурачье. Это кто ж драпать собирается?»
На честный кулачный бой нечего и рассчитывать… Топор чуть заметно толкнулся в бедро — просился в руки. Тимша уважил просьбу.
— Ну, подходь! — почти весело бросил он гоп-стопникам. — Кого первого крестить?
Налетчики отпрянули, но тут же, повинуясь нетерпеливому жесту коренастого, вернулись на место. Из-под курток появились бейсбольные биты. Коренастый выплюнул докуренный «бычок», губы растянуло гнусной усмешечкой. В правой руке блеснул нож-кастет.
— Крутой? — прошипел вожак. — Мы и крутых…
Он не договорил — зубы обнажились в крысином оскале, и тут же последовал прыжок…
Тимша едва сумел уклониться, пропуская мимо лица ощетинившийся железом кулак. По щеке просквозил ветерок. Для путевого замаха расстояния не хватало, но топорище таки врезалось в челюсть вожака.
«Отжевал свое…» — успел заметить Шабанов брызнувшее изо рта грабителя крошево, и тут в драку бросились остальные — озверелые, с дубьем в скрюченных злобой лапах.
Топор мелькал, сталкиваясь с битами, круша бандитские ребра, кто-то пронзительно верещал, кто-то матерился… Тимша чувствовал, как в душу вливается странный покой. Будто и не он махал насаженной на длинное ратовище железякой, а совсем незнакомый, пришедший ниоткуда парень. Жестокий и неумолимый… Кровь грохотала, заглушая прочие звуки, по голове и телу барабанил невесть когда начавшийся град… Тимшу это не волновало — он улыбался новому знанию: оказывается, уничтожать нечисть так же приятно, как строить лодки. Даже лучше — лодка-то для себя, а чистый город — для всех!
Град ударов понемногу стихал, но и тимшины руки налились каменной усталостью, а в мышцы при каждом взмахе, словно шильями тыкали… Хорошо хоть спину подпирала стена здания — и охлаждает, и сзади никто не нападет…
Припомнить, когда сумел к ней пробиться, Тимша не мог.
Да и не особенно стремился — удалось, и ладно…
«Ну, что же вы? Давай, подходь…» — Шабанов недоуменно остановился на полувзмахе, не сразу поняв, что драться уже не с кем.
На тротуаре лаково чернели кровавые лужи, в паре шагов недвижно лежали двое, вдалеке виднелись быстро удаляющиеся силуэты — кто-то кого-то тащил, окованные железом ботинки скрежетали по асфальту… Вожак, как и положено, крикнул:
— Мы еще встретимся!
Издалека крикнул — чтоб не догнали.
Шабанов не услышал — осматривался в поисках отрубленных голов и рук. «Ни одной! — Вяло шевельнулось удивление. — Неужели обухом молотил?»
Тимша толкнул одного из лежащих носком ботинка. Едва не упав — ноги подкашивались, отказываясь держать свинцом налитое тело. Налетчик негромко застонал, попытался отползти в тень. Второй меленько вздрогнул, под штанами начала расплываться вонючая лужа.
«Очухаются… — вяло подумал Тимша. — Крысу ухайдокать нелегко…»
Шабанов повернулся к ползущему.
«Не дергайся, добивать не буду!» — хотел сказать Тимша… слова застряли в глотке, на асфальт мокро шлепнулся кровавый сгусток.
«Тьфу на вас… вконец замотали!»
Злость и гнев ушли. Кружилась голова, не слушались руки. Даже топор вернулся за пояс лишь с четвертой попытки… Собрав уцелевшие крохи сил, Тимша сделал неверный шаг…
«Еще и гололед… ничо, потихоньку доплетусь», — подбодрил он себя. Верилось с трудом.
Город обступает со всех сторон, пустынный, сонный. До круглые сутки бурлящего центра еще с километр. Элита гуляет, а народ спит — ему завтра к станкам и прилавкам…
Из-за поворота, с визгом покрышек, вылетел «БМВ» — раздувшийся от спеси, сверкающий лаком. Магнитофон в салоне ревет взлетающим истребителем… Хамовато фыркнув выхлопом, автомобиль уносится вдаль, габаритные огни теряются в переливах реклам… Хозяева жизни…
Идти удается с трудом — напряжение быстро спадает, на его место приходит боль. Не дают вдохнуть треснувшие ребра, саднят порезы, кружится голова, мир застит розовой мутью… Добраться бы до квартиры…
Мысли, тягучие как намедни слышанное болеро Равеля, постоянно возвращаются к событиям прожитого дня…
«Двоих бандюков не стало… это хорошо. Зато по-прежнему есть Рогожа и коренастый вожак… и те, кто придет на смену Гарику… А кому прийти найдется — слишком много дерьма вокруг. Слишком много… Слишком.»
Подъезд встретил тишиной. Тишина воняла мочой и жареной рыбой. Лифт, кряхтя и жалуясь на мешающих спать полуночников, спустился, но подниматься отказался наотрез. Сколько бы Тимша ни жал на закопченые вандалами кнопки. Значит, пешком… со ступеньки на ступеньку… этаж за этажом…
— Шабанов? Ты?
Голос казался смутно знакомым, но кому он принадлежал, Тимша вспомнить не мог. И разглядеть окликнувшего тоже лампочка на площадке не горела.
Снова неприятности? Тимша оттолкнулся от перил, чтобы вновь, как в подворотне, ощутить за спиной прохладную надежность стены.
— К-хто?
— Да я это — Венька! — радостно сообщил приблизившийся голос и тут же сменил тон на озабоченный. — Ну ни фига себе! Ты что, в мясорубку попал?
— Вроде того, — согласился Тимша. — Помоги домой дойти.
Колени подогнулись, Шабанов повис на перилах.
Мир вернулся. Вместе с чашкой горячего кофе в ладонях, уютным креслом, бубнящим в углу телевизором… и потерянно сидящем на фанерном прадедовском чемодане Леушиным.