— Зачем нам какой-то «мерсюк»? — резонно возразил Тимша. — Нам станочек надо строгальный… матерьялу про запас, инструмент подходящий, точило новое… да мало ли еще чего?
— Приземленный ты мужик, Шабанов, — сочувственно вздохнул Венька. — Нет в тебе ни размаху, ни блеска.
— Ты у нас… весь из себя блестявый…
Тимша лишь печально качнул головой.
— Слушай, а может нам фирму открыть? — таки не выдержал молчания Венька. — Плотников наймем, столяров. А сами — в шикарном офисе… и секретарша в приемной… сися—ястенькая!
— Балабол, — проворчал Тимша. — Сначала руками работать научись. Офис ему…
Венька расхохотался. Шабанов недоуменно воззрился на приятеля, досадливо бросил:
— Послал Господь помощничка…
Дорога услужливо стелется под ноги. Пока еще асфальтовая, но скоро на смену вонючей смоле придет укатанная грунтовка… Тогда можно будет закрыть глаза и представить, что вернулся домой…
Гараж встретил мягким сумраком. На стеллажах белеют сохнущие доски, в центре высится стапель с заложенным набором новой шняки. Себе ли она строится, на продажу, Тимша не знает, но сделать постарается на совесть — не ковш винный, шняка. Люди ей жизнь доверять будут!
— Опять мне самую «чистую» работу… — пожаловался Венька, уныло разглядывая вязанку еловых ветвей. — Насквозь уже смолой пропитался! И скипидаром… Давай вдвоем кору драть, а?
Тимша раздраженно засопел.
— Вдвоем? Давай. Сначала я с тобой вицу корить буду, потом ты со мной шняку шить.
Леушин представил себя сшивающим гибкой еловой вицей непослушные доски — исцарапанного, злого, по уши в смоле… и содрогнулся.
— Не-е, мужик. Шей без меня.
Тимша хмыкнул, киянка, точно отмеренным ударом, вогнала клин в П-образную струбцину. Гладко струганная доска плотно, словно девица к сердечному дружку, прижалась к шпангоуту. Просверлить, прошить медвяно блестящей вицей…
«Смолой пахнет… работа привычная… если отвлечься от стоящего в углу мотоцикла — будто снова дома, в Умбе… Может, съездить? Не больно-то и далеко — с нынешними поездами да автобусами… А зачем? От родни и друзей могил не осталось. Попусту душу травить… Работай, Тимша, работа успокаивает…»
День уже клонился к вечеру, когда в дверь гаража постучали. Отрывистый стук, громкий. Властный. Вежливый гость так стучать не будет.
— Мы что, ждем кого? — недоуменно спросил Тимша. В глазах помора медленно затухал отсвет шестнадцатого века.
— Может, клиент? На вторую шняку! — радостно вскинулся уставший драть кору Венька.
— Входите, незаперто! — гаркнул Тимша.
Скрипнула врезанная в створку ворот калитка, в гараж протиснулась пара неприятного вида субъектов — квадратные, мясистолицые, со стрижками «под ежик». Стандартные деловые костюмы, из-под распахнутых пиджаков — стандартные китайские майки, на ногах — нелепые кроссовки… Даже кулаки стандартные — пудовые, заросшие густой шерстью.
Различий мало — один черняв, круглобров — видать украинских кровей, — на обтягивающей грудь майке крупно вышито «DIESEL», второй же русый, по-рыбьи светлоглазый, надпись на майке — «Adidas».
За оставшейся приоткрытой калиткой виднелся лакированный капот иномарки.
Тимша мельком взглянул на Леушина — может, знакомцы? Радость встречи на Венькиной физиономии не вспыхнула. Напротив, судя по угрюмому выражению, ожидались неприятности…
Шабанов сравнил шансы на победу… и поудобнее перехватил киянку.
— День добрый, уважаемые, — поздоровался Тимша. Вежливо — мало ли что Веньке помстилось?
— Вижу, пацаны, вы типа дело тут открыли? — пустив мимо ушей Тимшино приветствие, спросил чернявый. — Это хорошо, деловые нам нужны…
Видимо в словах крылся второй смысл — напарник коротко ржанул, но тут же вернул на морду каменное выражение.
— Да какое там дело? — пренебрежительно махнул рукой Венька. — Так, лодчонку строим, сайку на заливе дергать.
— Мы так сразу и поняли… — легко согласился «DIESEL». — когда норвег такую же за пятнадцать «штук» забрал.
Леушин вздрогнул и заметно поскучнел. Тимша уверился, что дело нечисто. На ум пришел давешний гостенек, любитель покуражиться… и то, как гостя выпроваживали. Тимша оценил сегодняшних — с этими будет потрудней… Однако, спешить покуда незачем…
— Отчего ж не продать, ежели человек просит? — спокойно ответил Тимша. — Али вам тоже восхотелось? Можем поговорить.
Теперь заржали оба, словно их под мышками щекотали.
— Хватит базарить, придурок! — рявкнул «Adidas» отсмеявшись. — Типа не догнал, с кем базлаешь?
Тимша набычился, на щеках заалели пятна румянца.
— Ты по-русски говори!
— Он че, тупой? — спросил у Веньки «Adidas». — Растолкуй долбаку, что такое «крыша». Въехал?
Венька молча кивнул.
— Давай так договоримся, — «задушевно» предложил чернявый. — За «крышу», за просрочку… Через два дня вот здесь он похлопал ладонью по стоящей у входа старинной тумбочке три «штуки» лежать должно. Врубился?
— И смотрите, счетчик тикает! — добавил «Adidas».
Громилы вывалились из гаража, лощеная иномарка визгнула шинами на развороте, и вновь наступила тишина.
Шабанов угрюмо смотрел на Веньку — Леушин старательно отводил глаза, словно чувствовал себя виноватым за современников.
— Что еще за «крыша» такая? — нарушил молчание Тимша.
Венька невесело хмыкнул.
— Бандюки. Не заплатишь — гараж разворотят, или нам головы поотрывают. У вас, небось, таких не было?
— Лихих людишек-то? Отчего ж, были… Разве что не подолгу — у нас ведь как? Хочешь удаль показать — в Каянь иди, а те, кто своих зорить повадился… в лесу пропадали.
Последние слова прозвучали со странной многозначительностью. Венька по-новому вгляделся в друга… Тимшины глаза горели мрачным боевым огнем…
— Их ведь много, Шабанов, — со вздохом протянул Леушин. — Не отмашемся. Да и не сами они по себе…
Тимша обернулся — Леушин понуро смотрел в пол, руки бесцельно теребили лохматящийся недоободранной корой еловый прут.
«Совсем парень скис, — участливо подумал Тимша, — надо бы оживить чутка…»
— Плюнь, Венька! — Тимша постарался беззаботно улыбнуться. — Там видно будет. Я о другом думаю — что мы все работа да работа? Может, погуляем малехо? Денег—то чай на гулянку заработали.
Привыкший к мрачноватому характеру приятеля Венька аж глаза выпучил, а изумленно приоткрывшийся рот окончательно придал ему сходство с морским окунем. Тимша хмыкнул и, чтобы не было сомнений, добавил:
— Хватит шары таращить. Веди-ко, где наливают — проветрится надо.
Леушин натужно проглотил застрявший в горле комок.
— Ну ни фига себе! — изумленно вымолвил он. — Наверно в лесу медведь сдох!
— И волки разбежались, — нетерпеливо подтвердил Шабанов. — Так мы идем куда-нибудь, или так и будем посреди гаража торчать?
— Идем, идем, — торопливо подтвердил Венька. — Тут одна подруга хвастала, мол, у них корпоративная вечеринка намечается… Девок полно будет, — Леушин заметил непонимание и тут же пояснил, — ну, хозяин решил работников напоить — фирме десять лет стукнуло. А у него работники — девки одни.
— Тогда чего ждем? — Тимша подтолкнул Веньку к выходу из гаража. — Нам еще переодеться надо. Да смолу отмыть. Иначе как девок охмурять-то? За чертей примут.
В зале полумрак… Вообще на дворе век полумрака. Люди боятся яркого света… как вставшие из могилы равки. Хотя… зря он так уж строго — при свете было бы хуже… а так, будто в кольский кабак попал — сейчас из-за дальнего стола поднимется Суржин и заорет, что любого с одной плюхи завалить сумеет… Тимша встрепенулся, даже пошарил взглядом… и опомнился. «Нет, не встанет — помер Суржин, четыреста лет, как помер…»
Булькает, наполняя стакан, дорогая водка, Тимша кивает осоловевшему Веньке — будь здрав, приятель! Выпивка льется в глотку, смывая накопившуюся в душе горечь… Чего былое поминать — о жизни думать надо. Вона, справа какие девки ядреные шипучим вином наливаются… Еще и глазками постреливают!
На эстраде играет оркестрик. Не вопящий сквозь грохот колонок ди-джей с допотопным винилом под руками, а настоящий, пусть немного фальшивящий, но живой оркестрик.