— Пекка совсем злой ходит, — сообщала она, не забывая пихать в серегин рот кусочки оленины. — Половину бороды от злости сгрыз! А как не злой — обоих сыновей похоронил!
Вспомнилось белое полотнище и посеченые тела на нем…
— Говорили ему, не ходи на Kantalahti… — не заметив набежавшую на лицо подопечного тень, продолжала делиться новостями Вылле. Название «Кандалакша» прозвучало по-фински протяжно. — Говорили, руссы обидятся, на Весала войной пойдут. Не слушал Пекка. «Меня король Юхан сам посылал!» — передразнила она Весайнена. — «Сказал, Кольский край совсем мертвый должен стать — ни людей, ни скота.»
— Зачем? — тоскливо спросил Шабанов. Вспомнилась сгоревшая Кемь… оставшаяся в разоренной Умбе Агафья…
Зачем шведскому королю поморов зорить? Земли мало? Не скажет Вылле — откуда знать лопарке о большой политике?
— Чтобы русский медведь в берлоге сидел, — Вылле нахмурила лобик, явно вспоминая чужие слова. — Чтоб сам в море не ходил, шведам дань платил.
— Щ-щас! — не выдержав, огрызнулся Шабанов. — А морда у вашего Юхана не треснет?
Вылле хихикнула — очевидно представила короля с треснувшей мордой, — и тут же посерьезнела.
— Много руссов пришло, самого Пекки злей! Всех резали! Мы с дедом за рекой в яме прятались.
В голоске звучала обида, мол, не она же погосты жгла! Сергей земляков не корил — кто ж в горячке боя разбирать будет, где враг, где случайный человек? Хотя, девку жаль — натерпелась поди…
— Зачем твой дед меня выкупил? — сменил он тему разговора. Вопрос, надо заметить, волновал Шабанова не на шутку. — Какую работу делать буду?
Вылле почему-то ахнула. Щечки запунцовели маковым цветом. Сергей понял, что ляпнул что-то не то, и попытался исправиться:
— Мне в принципе все равно… я отработаю…
Теперь Вылле светилась ярче огня в очаге.
— Лучше с дедом поговори! — пролепетала она и выскочила из вежы. Даже напоить сонным отваром забыла.
Шабанов растерянно посмотрел вслед.
Минутой позже скрипнула дверь, в вежу, вместе с вошедшим лопарем, заглянула промозглая осень. Сергей поежился.
— Сачем дефку обижал? — укорил Матул.
— Не хотел я! — честно признался Шабанов. — Всего и делов — спросил, зачем ты меня выкупил.
Лопарь зашелся мелким стариковским смехом.
— Все мы дурак! — сообщил он, утирая выступившие слезы. — Ты дурак — спросил, Вылле дурак — не так понимала, я польшой дурак — русса покупал, боль для голова себе покупал.
Сергей промолчал — ясно, что дед на сказанном не остановится. Так и вышло.
— Ты медведь на сепя брал, Вылле спасал — долг на мне, — пояснил лопарь. — Я так думал: русса забрать — два олень. Ты плохой, дохлый — один олень хватит. Пекка смеялся — вира плати, сказал, кровь на руссе. Матул тесять олень оттавал! Сепе за глупый слово в борода плюнул!
«Вот же старый хрен! В одного оленя оценил!»
— Ну и отказался бы, — буркнул Сергей.
— Нелься откасался! — сердито заявил Матул. — Весайнен по sisu[27] живет. Слово назад забрал — не человек вовсе.
Что такое sisu Сергей не знал, однако догадаться труда не составляло. Самураи чухонские! Теперь ясно, что вынудило лопаря истратить половину стада на больного русса. Побоялся «лицо потерять». Да пошел он… пенек обгаженый!
— Сказал отработаю, значит отработаю.
Лопарь снова прыснул.
— Вылле не говори — девка думает, дед мужа купил.
«Мужа? Купил? — Шабанов таки сообразил, отчего сбежала девица. Лицо обожгло смущением. — А я отработать, значит, пообещал… М-да-а!
Сергей, словно прячась от конфуза, поглубже ввинтился в сшитый из оленьих шкур спальный мешок-рову.
— Пойло давай, — буркнул он уже оттуда.
Матул задумчиво почухал в затылке и отрицательно помотал головой.
— Не там. Мноко пил — через пять ден целый луна. Руки совсем живой… скоро олень отрапатывать будешь. Как Вылле обещал!
Лопарь еще раз хохотнул и вылез из вежи.
Шабанов плюнул вслед.
Ломка от лопарского пойла, в полном соответствии с пророчеством Матула, оказалась сущим адом. Единственное, что заставляло держаться — присутствие Вылле. Девчонка почти не выходила из вежи, готовая выполнить любую прихоть… Даже позорный кожаный мешок менять. Сергей не знал, куда деваться… и, уже на третий день девичьей опеки, решил, что пора выздоравливать.
— Где моя одежда? Хватит мне разлеживаться!
Лопарка растерянно всплеснула руками.
— Нет твой одежда! Пекка сжег! — от волнения акцент усилился, став похожим на дедовский. — Матул сказал, его одежда давать!
Вылле заметалась по веже. Рядом с ровой начала расти куча мехов и шерстяных тканей.
«Вроде приходилось уже лопарскую одежку носить — когда с Кавраем разговаривал… Да шаманская «мухоморовка» все из башки повышибла…»
— И как со всем этим справляться? — мрачно спросил Сергей, крутя в руках похожие на меховые колготки яры.
Вылле тихонько хихикнула, вновь порозовела. Нежный румянец и переливчатый смех в который раз превратили ее из лопарской замарашки в прелестнейшее создание. Сергей смутился. — Сначала юпа надевай… рубаха, значит… потом носки, порты, яры…
Вещи выпархивали из кучи, чтобы оказаться в серегиных руках. Сергей крутился в шкурах, стараясь не отсвечивать голой задницей… ну, что получалось, то получалось…
От возни бросило в пот, разболелась голова. Будь на месте Вылле старый лопарь, Сергей наверняка бросил бы затею, но… пришлось стиснуть зубы и одеваться.
— Теперь печок…
Печок оказался меховым полушубком. К нему прилагался пояс с висящим на ремешках ножом. Сверху на яры, для защиты от сырости, полагались тобурки — сапоги из тюленьей кожи.
— Ты меня как в зимний поход снаряжаешь! — проворчал Сергей.
— Так ведь зима и есть! — улыбнулась Вылле и помогла надеть боты — тобурки.
Зима? Последнее, что помнилось — полуоблетевший лес, жухлая, но еще зеленая трава… побег… ухмыляющийся Кафти затягивает петлю на скрещеных запястьях… затем провал… и долгие дни на лопарском пойле. Значит, зима… О-хо-хо…
Шабанов собрался с силами и шагнул из вежи.
Резкий студеный ветер едва не сбивает с ног, слезятся отвыкшие от яркого света глаза. Сергей щурится.
Пасмурно. Вершины заснеженных сопок сливаются с небом. Снега много — тропки пробиты едва не по пояс. Вон они — синеватыми строчками тянутся во всех направлениях. Где одиночные, где превращенные в дороги… по которым снуют шведы.
— Еще и это для полноты счастья… А идти надо… Чтоб им всем… — Сергей не договорил: руки напряглись, оттолкнули косяк… и он шагнул… Напрямик. По целине.
«Главное — не упасть. Вон, сосна в десятке шагов. Дойду и передохну…» Ноги дрожат, норовят подогнуться. Десять шагов, как десять верст, сосна почти не приближается. «Вперед, сукин сын. Не падать! — Сергей злится, злость придает сил. — Наверняка за тобой смотрят. Вылле, лопарь, шведы — всегда найдется кому позубоскалить. Не дай повода!»
Чешуйчатый ствол, как спасительная гавань. Прислониться, отдышаться…
— Э — э! Monker гулять пошел! От Пекка бегал, от дефка бегать стал? Старый Матул еще не убил?
Кафти? Ну почему хоть сегодня ему не оказаться где-нибудь подальше? Сергей обернулся, сосна услужливо подперла спину, ладонь машинально легла на рукоять ножа. Швед нервно дернул щекой… но тут же нагло ухмыльнулся.
— Сачем монах puukko взял? Монах бога проси: «Спасай!»
Едва ли не впервые Шабанов видел шведа без кольчуги и меча. В простой одежде, изгвазданный смолой, пропахший скипидаром Кафти ничем не напоминал жестокого воеводу — скорее уж подвыпишего плотника… Плотника? «Плохой мужик! Такой нелься долго жить!» И стремительный просверк меча…
«Чтоб тебе всю жизнь на пепелища возвращаться и гробы сколачивать!» — мысленно пожелал Шабанов, но вслух сказал:
— Нож зачем? На грибы охотиться пойду. Как без ножа?
Швед заржал, явив миру по — лошадиному крупные зубы.
— Ia! Умный monker! Пот снег грипоф мноко! И все кусайся! Нелься без puukko!
27